Неизвестные трагедии Великой Отечественной. Сражения без побед

Вместе с тем в Риге началось восстание антисоветских элементов. К югу от города слышалась артстрельба. Связь со штабом ПрибОВО и 8-й армии и сообщение между правым и левым берегами р. З. Двина прервались. Очевидно, в связи с этим и телеграммой об ускорении эвакуации мое приказание о выпуске погруженных транспортов было понято Тылом как сигнал к окончанию эвакуации, и транспорта стали выпускаться недогруженными. Оставшуюся часть боезапаса взорвали около 21.00 27.06, так как к этому времени уже не оставалось транспортов. Остались невзорванными – артбоезапас на стенке Минной гавани и минные защитники в Мильгрависе, которые нельзя было рвать, т. к. они находились в окружении складов, охранявшихся частями КА (Красной Армии. – Авт.).

Охрана рейдов Риги под командой капитан-лейтенанта Оленицкого продолжала оставаться в Риге до утра 28 июня, заканчивая работы по погрузке и разрушению, а также по заграждению устья р. Зап. Двина затоплением судов. Было затоплено два парохода, стеснившие, но не окончательно заградившие проход в Двину.

Я со штабом выехал из расположения 98-го артдивизиона около 21.00 27.06 с расчетом – выяснить обстановку в штабе 8-й армии и проверить по пути ход погрузки транспортов. Посетив причалы, я увидел, что все транспорты уже ушли. Затем произошли взрывы в Усть-Двинске. Около 22.00 я выехал из Риги в Пярну для установления связи со штабом КБФ и организации прохода транспортов в Моонзунд.

В целом эвакуация Риги прошла неудовлетворительно. Ненужную торопливость вызвала телеграмма об ускорении и без того слишком короткого срока эвакуации.

Дезорганизующую роль сыграли также самочинные действия командиров соединений (ОЛСа, 1-й БПЛ), самовольно захвативших плавучие средства и даже боевые корабли базы.

Штаб базы, крайне малочисленный, был вынужден делить свое внимание между обеспечением действий боевых кораблей (обеспечение выхода, разведка на морском и сухопутном участках театра, оказание помощи поврежденному ЭМ «Сторожевой», перебазирование авиации) и руководством эвакуацией, отдавая предпочтение первым.

Контр-адмирал Трайнин. 15.7.1941».

В заключение общего описания эвакуации следует добавить, что ожесточенные бои за Ригу продолжались до утра 1 июля. В них приняли участие и краснофлотцы оставшегося тут 98-го отдельного артдивизиона береговой обороны. Впрочем, описание их героических действий еще ждет своего историка.

Таким образом, из вышеприведенных документов очевидно, что в 1941 г. никто не воспринимал оборону Либавы и других прибалтийских баз в качестве каких-то достойных упоминания героических событий, скорей наоборот. Большое количество ошибок, паники и недостойных поступков со стороны ответственных лиц буквально переполняло флотские документы, и на это надо было как-то реагировать. Тем более, что 3 июля И.В. Сталин произнес знаменитую речь, где давались не только общие рекомендации, что нужно делать перед вынужденным оставлением объектов и территории противнику, но и выдвигались строгие требования по борьбе с паникерами. Первым козлом отпущения был назначен командир эсминца «Ленин» Афанасьев. В начале июля его в штабе КБФ в Таллине встретил командир подлодки «Л-3» Грищенко. В своих мемуарах он писал: «Выходя из кабинета начальника штаба контр-адмирала Ю.А. Пантелеева, встретил Афанасьева…

– Я узнал от одного доброжелателя, – сказал он, – что ты у начальства. Решил тебя повидать. Я ведь подследственный, нахожусь в штабе флота вторые сутки без права выхода в город. Через два часа меня снова будут допрашивать. Но верь мне: я не виновен. Так и передай однокашникам. Я выполнял приказ командира базы. Прокурор и комфлот этому не верят. Доказать не могу, приказ-то мне был дан по телефону. А теперь, после речи Сталина 3 июля, комфлот решил меня судить. На предварительном следствии командир базы, даже при очной ставке со мной, глазом не моргнув, категорически от всего отрекся. «Такого приказа, – заявил он следователю, – я не давал. Акт уничтожения базы – это самовольство, паникерство и трусость самого Афанасьева». Словом, я оказался виновником».

15 июля «Л-3» ушла в очередной боевой поход, и в тот же день военный трибунал КБФ приговорил Афанасьева к лишению воинского звания и высшей мере наказания – расстрелу. Приговор был утвержден командующим флотом Трибуцем, что, впрочем, не помешало ему в своих мемуарах 1971 г. издания назвать поступок Афанасьева «единственно правильным» в той обстановке (Афанасьев был реабилитирован в 1956 г.; из последующих изданий мемуаров бывшего командующего КБФ эта циничная фраза была исключена. – Авт.).