Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской

В воспоминаниях Бениславская так описала этот эпизод с телеграммами: «Так как телеграммы, адресовавшиеся на Богословский переулок (а Сергей Александрович жил уже на Брюсовском) не прекращались, то я решила послать телеграмму от своего имени, рассчитывая задеть чисто женские струны и этим прекратить поток телеграмм из Крыма:

«Ялта. Айседоре Дункан. Гостиница «Россия». Писем телеграмм Есенину больше не шлите он со мной к вам не приедет никогда не вернется надо считаться Галина Бениславская».

Хохотали мы с С. А. над этой телеграммой целое утро. Еще бы – такой вызывающий тон не в моем духе, и если бы Дункан хоть немного знала меня, то, конечно, поняла бы, что это отпугивание, и только. Но, к счастью, она меня никогда не видела и ничего о моем существовании не знала. Поэтому телеграмма, по рассказам, вызвала целую бурю и уничтожающий ответ:

«Получила телеграмму должно быть твоей прислуги Бениславской пишет чтобы писем и телеграмм на Богословский больше не посылать разве переменил адрес прошу объяснить телеграммой Очень люблю Изадора».

Сергей Александрович сначала смеялся и был доволен, что моя телеграмма произвела такой эффект и вывела окончательно из себя Дункан настолько, что она ругаться стала. Он верно рассчитал, что это последняя телеграмма от нее. Но потом вдруг испугался, что она по приезде в Москву ворвется к нам на Никитскую, устроит скандал и оскорбит меня.

– Вы ее не знаете, она на все пойдет, – повторял он.

И, несмотря на уверения, что в данном случае добрая половина зависит от моего такта и, кроме того, в квартире на Никитской, если она хотя бы проявит намерение меня тронуть, то ей достанется от всей нашей квартиры и т. п., он все же долго боялся этого».

Проигранное пари

Проводив Есенина в Петроград на встречу с поэтом Клюевым, Бениславская решает окончательно прекратить свои отношения с Сергеем Покровским. С ним она стала избегать встреч в конце августа, после восстановления отношений с Есениным. Не было встреч даже на работе. Покровского такое отношение Галины к нему взволновало. Он стал посылать Галине домой тревожные письма:

24 августа : «… утром ты была совсем не моя (…) мне уже не очень весело. Ну скажи прямо, ну, уйди прямо, но не злобно. Я порой бываю нехорошим и могу наделать черти что».

26 августа: «Какая-то тревога сверлит сознание».

27 августа : «Да – «Любовь зараза».

Покровский пытался выяснить отношения с Есениным, доказать ему, что он не имеет никаких прав на Бениславскую. В своих воспоминаниях Н. Вольпин приводит одну из таких встреч, назвав соответствующую главу «Галин муж».

«Вечером до начала программы в «Стойле», – писала она, – я зашла к Есенину. Пришлось позвонить дважды. Когда я, наконец, попала в коридор, мимо меня бурно пронесся молодой человек, которого мне вроде бы случалось видеть и раньше. Высокий (повыше Сергея), стройный, волосы светлые, но не яркие, лежат аккуратно; правильные черты. На общий вкус красив, но лицо незначительное – прилепила я свой ярлычок.

Сейчас он едва не сшибся со мной. Крикнул через плечо – как видно, Есенину – «Наш разговор не кончен!», что-то добавил, прозвучавшее угрозой (уже с лестничной площадки) и захлопнул с размаху дверь. Есенин крепко стиснул обе мои ладони.

– Вы вовремя угадали прийти!

– Кто такой? – спросила я. – Что ему надо от вас?

– Муж Гали Бениславской, – услышала я неожиданный ответ. И дальше, помолчав:

– Нда! Точно я за нее в ответе… за их разрыв… Не спешите, куда вы!? Я же рад вам не только за избавление от дурного гостя. Всегда рад, вы же знаете!».

Возможно, что Бениславская могла догадываться о таких встречах Покровского с Есениным, но в ее дневнике и в воспоминаниях, а также в переписке с Покровским об этом нет упоминаний. Бесспорным для Галины было то, что после приезда из-за границы Есенин занял все в ее личной жизни. Боль разлуки с Есениным улеглась, притупилась. Роман с Покровским, по ее мнению, должен уйти в прошлое. Никаких надежд на любовь с ним она не хотела оставлять. Нужно было разрубить этот запутанный любовный узел одним махом раз и навсегда.

Она не знала, что поздно ночью Покровский бродил возле дома, всматриваясь в ее окна. Подняться на этаж и позвонить в квартиру к Бениславской он не решался. Бросил от безысходности в почтовый ящик записку: «Я хочу броситься в самую зловонную яму, чтобы не чувствовать запах твоих волос и плеч, любимая. Я хочу в омут, чтобы не представлять тебя сейчас этой ночью. В твоих окнах свет – он манит, но…»

А в это время, возможно, Галина писала ему большое исповедальное письмо:

«Мой Сережа, мой родной, мой бесконечно дорогой Сережа.

Как грустно, как больно, но это так. – Такой я уж больше никогда не буду (…) Видишь ли, ты не сможешь спокойным быть, когда часть души, хотя бы на время, я буду отдавать и как отдавать, так вот стихийно, как это случилось сейчас. И повториться это всегда, всегда может, даже если на время и пройдет совсем, даже если сумеешь заставить забыть все, кроме тебя.