Неизвестный Линкольн

В те времена в Спрингфилде было одиннадцать адвокатов, и, конечно же, все они не могли зарабатывать там на жизнь. В основном большинство из них скакало от одного городка к другому, следуя за судьей Дэйвидом Дэвисом, пока тот проводил заседания по всему восьмому судебному округу. И как обычно, все коллеги Линкольна возвращались в Спрингфилд каждое воскресенье и проводили время со своими семьями, все — кроме него самого. Он просто ужасался от одной только мысли поехать домой. Три месяца весной и еще три осенью он кружил по всему округу, но к Спрингфилду даже не приближался. Это превратилось для него в привычку на несколько лет. Условия жизни в сельских отелях часто были невыносимыми. Но даже такие условия он предпочитал своему собственному дому с постоянным нытьем и яростными нападками миссис Линкольн. «Она просто выпотрошила из него душу», — говорили соседи. А они знали наверняка, поскольку слышали и видели все, что происходило. Как говорил сенатор Беверидж: «Громкий и непрерывный крик миссис Линкольн раздавался по всей улице, а ее постоянные приступы гнева видели все жители округа. Часто ее гнев выражался даже не словами, а случаями дикого насилия».

«Образно говоря она пригласила своего мужа на дикий танец», — вспоминал Херндон. Он считал причиной этого то, что она просто освободила всю ярость разочаровавшейся и возмущенной натуры, и все это было скрытой местью. Линкольн разрушил ее гордую женскую натуру, и она почувствовала себя обесчещенной в глазах окружающих. Впоследствии желание расплаты перевесило любовные чувства. Она постоянно критиковала и делала замечания своему мужу. В ее глазах ничего нормального у Линкольна не было: он был узкоплечий, ходил неуклюже и расставлял ноги слишком широко, как индеец. Еще жаловалась, что в его походке не было грациозности, а его поведение не было достаточно элегантным. Снова и снова поправляла его походку, заставляя его ходить с натянутыми вниз пальцами, как когда-то сама училась у мадам Ментель. Ей также не нравились его большие уши, торчащие под прямым углом, говорила, что его нос не был прямым, что его нижняя губа торчала, его ноги и руки были слишком длинными, а голова — маленькой, и вообще считала его внешний вид отвратительным. Вдобавок ко всему этому шокирующее безразличие Линкольна к собственной внешности задевало ее чувствительную натуру и делало ее ужасно несчастной.

Но все же, как заметил Херндон, «миссис Линкольн не была дикой кошкой без причин: иногда ее муж ходил по улице в одних брюках, одна пара заправленная в ботинок, а другая — торчащая снаружи. Его ботинки редко были отблещенными или хотя бы чистыми, а воротник постоянно нуждался в стирке, не говоря уже о пиджаке».

Некий Джеймс Гоурли, несколько лет проживший на одном этаже с Линкольном, писал: «Мистер Линкольн часто заходил к нам, на ногах у него были изношенные тапки, а старые потрепанные брюки висели на одной подтяжке или, как сам любил выражаться, „на крючке“.

В теплую погоду он выходил на „большую прогулку“, надев грязную полосатую пижаму вместо пиджака, на спине которой виднелись огромные следы от пота, напоминающие карту континента».

Молодой адвокат, увидевший Линкольна перед сном в сельском отеле, когда тот еще не успел накрыться одеялом, с ужасом вспоминал: «В рукодельной желтой пижаме, которая достигала чуть ниже его колен, он был самым чудовищным созданием, которое я когда-либо видел».

Вдобавок ко всему у будущего президента никогда не было приборов для бритья, а к парикмахеру он ходил только тогда, когда жена заставляла всеми возможными методами. Он не утруждал себе хотя бы в том, чтобы помыть свои грубые густые волосы, раскинувшиеся по всей голове, как лошадиная грива. Это выводило Мэри из себя, она переходила к решительным действиям, приводя его голову в порядок, но вскоре все становилось по-прежнему благодаря его банковским книжкам, письмам и прочим деловым бумагам, которые он по старой привычке носил в своей шляпе. Обо всем этом есть примечательная история: однажды Линкольн зашел к фотографу в Чикаго. Тот попросил его хоть как-то привести себя в порядок. На что Линкольн ответил: «Портрет приведенного в порядок Линкольна в Спрингфилде никто не узнает».

За столом его манеры были и вовсе невыносимыми: он никогда не держал нож правильно, а клал его на посуду вообще как попало. Элементарная манера есть рыбу вилкой, без рук, была Линкольну абсолютно незнакома. Часто он наклонял посуду с едой, чтобы перекидывать разрезанную свинину в свою тарелку. Еще, несмотря на замечания жены, он упорно продолжал резать масло из общей тарелки своим ножом, и миссис Линкольн начала против него настоящую «семейную войну». И однажды, когда муж опрокинул куриные окорочка в соседнюю тарелку с салатом, она просто пришла в бешенство. Мэри также бранила и ругала его за то, что тот не вставал с места, когда в комнату входили дамы, не предлагал им повесить снятое пальто и не провожал их до двери, когда они уходили.