Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью

Наш пензенский урожай в тот год был хорош, мы Далю сказали:

— Олег Иванович, давайте мы вам два ящика картошки с собой дадим.

Но он отказался. Хотели было сунуть ему потихонечку с собой в поезд, а потом я говорю своим:

— Да не надо… Он же выбросит…

Его поездка к нам была абсолютно не похожа на приезды других актёров. Он совершенно не допускал к себе. Шутил, но не допускал. И, вместе с тем, была нежность в общении с ним, ощущение чего-то необыкновенного.

— Екатерина Петровна, я приеду к вам в декабре месяце, и мы с вами все кабаки обойдём…

У нас было много кабаков даже по тем временам. Очень хотелось мне сводить его в венгерский ресторан «Кереш» — кухня там изумительная, но в сентябре он отказался от приглашения.

В декабре Даль тоже не приехал. Был загружен работой. По-моему, заканчивал озвучивание в «Незваном друге». А я уже договорилась с киноведом, чтобы его достойно представляли на выступлениях. Строила планы: как всё это будет…

Потом позвонила ему в Москву — он весь в заботах. Кажется, собирался уже ехать в Киев. Мне неудобно было ещё раз беспокоить его звонком, к тому же он обещал вскоре позвонить сам.

6 марта 1981 года я шла на работу со свежим номером «Недели». Пролистала его быстренько, обратив внимание на траурную колонку где-то в середине газеты — по-дурацки расположенную — ни к селу, ни к городу. Резанула глаза фотография: какое-то знакомое лицо… И ничего более. Сунула в сумку — и всё. Боже… Только вечером я всё прочитала…

Вновь у нас была ретроспектива фильмов с Олегом Ивановичем. Теперь уже — его памяти. Шли почти все его картины. Паломничество в Пензе было жуткое…

Что осталось по сей день в сердце? Были встречи. Незабываемые. С человеком, ранимым до невероятности. Очень честным, очень непримиримым. С мужчиной без фальши. Такой пойдёт на голодную смерть, но не изменит себе. А ведь при всём этом он просто был самим собой!

Он слушал наши житейские «излияния», бытовые проблемы далёких от столицы людей, и в глазах его читалось: «Боже мой, а мне всё это не нужно…». В его суждениях постоянно была ирония. Но очень грустная ирония — всё понимающего и очень несчастного человека.

Я рада, что под конец своей жизни он приехал к нам. А ещё больше рада, что он уезжал из Пензы совсем другим. Из поезда вышел человек-струна, а за четыре дня он помягчел и расслабился.

Он не хотел нравиться, как другие. В нём не было игры, а было много человеческого…

До сих пор я завариваю чай «по-далевски»: в абсолютно сухой чайник насыпаю заварку и заливаю её кипятком, а не наоборот, как делают многие. Так научил меня Олег Иванович.

Нам он сказал, что вернётся. И мы его ждали…

Пенза, 6 марта 1992 г.

Людмила Харлова

Без дополнительной встречи

Материал о выступлениях Олега Даля в Пензе осенью 80-го года я должна была сделать для «Пензенской правды», корреспондентом которой тогда работала.

С Далем увиделась в кабинете Екатерины Баранчеевой — директора кинотеатра «Современник», перед одним из его выступлений в Большом зале. Представилась ему, объяснила, что хотела бы взять интервью для газеты. Он сразу сказал:

— Вы знаете, у меня страшно болит голова… Я сейчас ни о чём говорить не настроен. Хочу собраться с мыслями. И я вообще не люблю ни журналистов, ни интервью.

Я поняла это как категорическое нежелание беседовать, поэтому спросила:

— Можно тогда мне использовать ваше выступление, ответы на вопросы?

— Я не возражаю…

Помню, когда он говорил, что плохо себя чувствует, Баранчеева спросила:

— Олег Иванович, коньячку не налить?

— Нет-нет. Не надо. Если я сейчас выпью, то сорвусь.

Так мы и обошлись без дополнительной встречи. Я прошла в зал и записывала его диалог со зрителями, который длился около полутора часов, как обычный киносеанс. Правда, в это время входит и показ роликов с фрагментами из картин, где он снимался. Вопросы ему задавали с места, насчёт того, писали ли записки, сказать с уверенностью не могу. Работал он, всё время стоя перед микрофоном. В зале был полумрак, только слабая подсветка на сцене. По-моему, его не снимали. Во всяком случае, не помню фотовспышек в зале.

Если говорить о личных впечатлениях, то Даль, неожиданно для меня, оказался в жизни совсем не таким, какой он в фильмах. Некоторые актёры любят о себе публично заявлять:

— Я на экране не такой, как в жизни!

Хотя он так не говорил, это сразу чувствовалось, а у других как раз часто не соответствует действительности. Особенно резкий контраст был на фоне весёлых, лёгких фрагментов из «Старой, старой сказки», «Не может быть!» и других его работ.

Он абсолютно не заигрывал с залом, никакого панибратства, кокетства, как это бывает у других, не допускал и себе не позволял. Ведь часто актёры, выступая перед зрителями, сводят всё к рассказыванию каких-то баек, анекдотов из киношной жизни, к разговору о жёнах и семейных сложностях своих коллег. В этом Даль тоже показал себя совершенно противоположно.