Неизвестный Туполев

«ОБВИНЯЕМЫЙ. Не представляю, откуда Енгибарян знает о моей причастности к антисоветской организации. Он оговаривает меня».

Неожиданно ответы обвиняемого меняются на прямо противоположные тому, что он показывал ранее.

К сожалению, отсутствие в деле всех протоколов допросов не дает возможности проследить, как протекала такая удивительная метаморфоза.

В начале февраля 1939 года Саукке «осознает», что дальнейшее запирательство бесполезно, и пишет многостраничное заявление на имя наркома Берии. В нем подробно рассказывается как о процессе грехопадения, так и о конкретно проводимой вредительской работе. На дальнейших допросах у следователя с подсудимым уже никаких трудностей не возникает.

Из протокола допроса от 17 февраля 1939 года:

«Начало моей измены интересам СССР относится к 1929 г. В кабинете у Петлякова он мне рассказал о существовании большой и широкой антисоветской организации, в которую входят крупные работники промышленности и значительное количество руководящих работников ЦАГИ.

Я дал согласие Петлякову войти в состав этой организации. Говоря о конечной цели антисоветской организации, Петляков рассказал, что они стоят за свержение советского строя и установления в России фашистской диктатуры. Туполева он назвал тогда, как руководителя антисоветской вредительской организации в авиационной промышленности».

Во время допроса, состоявшегося 5 марта 1939 года, следователь следственной части НКВД СССР младший лейтенант госбезопасности Пастельняк потребовал от Саукке полного покаяния. Саукке признал себя виновным в том, что:

затягивал проектирование по крыльям опытных самолетов ТБ-4, ТБ-6, АНТ-20, АНТ-40, ТБ-7;

проектирование вел таким образом, чтобы оно:

— задерживало поставку этих опытных машин,

— затягивало проведение летных испытаний,

— затрудняло освоение заводами серии по строительству АНТ-20, АНТ-40 и ТБ-7,

— срывало срок сдачи чертежей в серию по этим машинам.

Все это делалось, как признался Саукке, по заданиям Петлякова — одного из руководителей антисоветской вредительской организации.

* * *

Свинцовые, тяжелые страницы дела несут в себе потрясающую нравственную коллизию. С одной стороны Система, не связывающая себя ни с какими критериями права и морали. С другой, оболганные, часто больные, избиваемые и униженные узники. А начинается все чуть-ли не по-домашнему.

В допросном листе следователь пишет фамилию, имя, отчество допрашиваемого. Ставит не только дату, отмечает время начала и конца «работы». Затем, с указанием порядкового номера, записывает свой вопрос.

Да ведь как вежливо, обращение «Вы» во многих допросах пишется с большой буквы.

Сразу после вопроса следователь записывает ответ арестованного. Под каждым ответом арестант расписывается. Если какое-то слово зачеркивается, то об этом делается особая запись, снова скрепленная подписью допрашиваемого. В конце допроса еще одна подпись арестанта, свидетельствующая, что все с его слов записано правильно. Затем должность следователя и его факсимиле.

И все в ажуре, и так аккуратно-аккуратно, чистенько и мило. И не виснет в воздухе с пожелтевших страниц омерзительный мат следователя, и не видно на них пятен крови от разбитых лиц арестантов. И так трудно узнать правду, правду о том, что же тогда происходило на самом деле в этих глухих, без окон кабинетах.

Уже освобожденные бывшие арестанты молчали. С них взяли подписку о неразглашении тайны; они привыкли к дисциплине и не забывали о возможном рецидиве. И только через много-много лет трое рассказали малую толику того, что было тогда с каждым из них.

Туполева заставляли долгими часами стоять.

Озерову, сидящему перед следователем на стуле, приказывали: «Встать-сесть, встать-сесть». И бывший начальник отдела прочности авиационных конструкций ЦАГИ вскакивал и садился. Во время одной из команд «сесть» охранник ловко убрал стул. Подсудимый, рослый и грузный, тяжело рухнул на пол, разбив голову до крови. Допрос продолжался. Разбитая голова должна была способствовать улучшению памяти.

Саукке после освобождения перестал носить усы. Они напоминали о паучьих пальцах следователя, вцеплявшихся в них.

Увы, этого и многого другого протоколы допросов разных «дел» не отражают. У «врагов народа» выбор был до смешного мал: либо «вспомнить» о своей антисоветской вредительской деятельности, либо быть забитым, замордованным и уничтоженным.