Был конец мая, впереди сияло бесконечно долгое лето, сестру до осени оставили у бабки, чтобы не путалась под ногами, а его взяли, но родителям было не до него: отец почти круглосуточно пропадал на службе, мать обустраивала доставшееся им служебное жилье, по ночам они тихо, чтобы не услышали соседи за тонкой стеной, ссорились в спальне, разочарованные недостаточно заграничной заграницей, скверной квартирой, общей кухней с соседями, друг другом и жизнью в целом; ничего хорошего, но ему было плевать. Думал: они отдельно, а я отдельно. И завтра снова пойду разведывать лес.
«Разведывать лес»! Одного этого было достаточно для счастья. Думать: «Я снова пойду разведывать лес», – и это была не фантазия, а просто план действий на завтра. И на послезавтра. И на много-много дней, месяцев, лет вперед.
Дору он тоже нашел в лесу. Ну то есть как «нашел», просто случайно встретил. Маленькая девчонка сидела на дереве, так высоко, что он бы ее не заметил, если бы не платье, вызывающе яркое, красное в крупный белый горох. Остановился, задрав голову; сперва подумал, кто-то закинул на дерево большую нарядную куклу, например, чтобы позлить сестру. Сестры, особенно младшие, как будто специально для этого созданы. Вроде нормально живешь, занимаешься своими делами, ни с кем специально не ссоришься, но как только в зоне видимости появляется младшая сестра, в тебе как будто кнопку какую-то нажимают. Прямо терпеть невозможно, так хочется ее разозлить.
В общем, смотрел на куклу, прикидывал, как же это ее туда затащили, дерево высокое, ствол гладкий; сам бы наверное смог залезть, но с огромной куклой в руках все-таки вряд ли, – и тут кукла сказала писклявым девчоночьим голосом: «Привет, я тебя знаю, ты из серого дома, вы недавно приехали. А я Дора. Отсюда такое видно! Залезай, покажу».
Пришлось лезть, не пасовать же перед какой-то мелкой девчонкой в кукольном платье. И оно того стоило. В смысле вид сверху открывался такой, что дыхание перехватывало. Крошечные человеческие домики и невероятный огромный лес. Но Дора явно имела в виду не красоту мира в целом, а что-то конкретное. Пихала его острым локтем, показывала куда-то: «Смотри, смотри! Ты видишь?» Ничего особенного он там не видел, но на всякий случай сказал: «Круто!» – и Дора удивленно переспросила: «Ты тоже видишь Белую Рощу? Точно-точно? Вот хорошо!»
Присмотревшись, он понял, о чем речь. Почти на самом краю леса, в той стороне, где стоял их дом, и правда было очень светлое пятно. Группа каких-то деревьев с белыми, как у берез стволами и серебристой листвой. Никогда прежде таких не видел, но это неудивительно, он и леса тоже прежде не видел. Спросил: «Белая Роща – это вон те деревья, которые немножко блестят?» – и Дора просияла: «Да!» Объяснила: «Ее сверху хорошо видно, а внизу все никак найти не могу. Хотя понятно, где искать. Ясно, в какой они стороне. Я же не совсем дура! Вот твой серый дом, потом еще три, забор, склад, сразу за складом пустырь, где растет ежевика, потом немножко пройти, и должна быть Белая Роща. Но я уже столько раз искала, а ее нет! Хочешь вместе поищем?» Он тогда сразу кивнул: «Хочу!» – даже не подумав, что Дора – совсем маленькая девчонка, как Ленка, глупо с такими связываться, им ничего нельзя обещать, потом не отвяжутся, будут ходить следом и ныть. Как-то сразу стало ясно, что с Дорой все обстоит иначе. Еще неизвестно, кто будет ходить следом и ныть: ты обещала, что мы пойдем искать Белую Рощу! Ну так пошли!
– Я – знаешь что? Ужасно хочу кофе, – сказала Дора. – Сейчас возьму и вернусь.
И прежде, чем он успел ответить, не просто ушла, а натурально растворилась в толпе. Была, и не стало. Была, и не стало – вот и вся история про Дору. Вот и вся…
Погоди, – сказал себе он. – Какая, к лешему, Дора. Какой, в задницу Ютер… Утер… – как его там? – в общем, что-то там «бог». Я же вообще никогда там не был. Даже теоретически не мог. У меня в семье вообще нет военных. Мой папа был поваром, что ему делать в Германии в середине восьмидесятых? Кто бы его, да еще и вместе со всеми нами туда пустил?
Залпом допил уже не ледяную, но еще довольно прохладную колу, выбросил бутылку в мусорное ведро. Достал сигарету, закурил так жадно и торопливо, словно перед этим сутки терпел. Спросил себя: что это вообще было? Ладно, женщина с кем-то меня перепутала, чего только не бывает. Речь вообще не о ней. Но я-то, я-то? Что случилось со мной? Почему не только сразу ее узнал – мало ли на свете похожих лиц – но и вспомнил?.. Черт знает что я, честно говоря, вспомнил. Чье-то чужое детство в военном городке, чужих родителей, чужую младшую сестру – у меня же нет младшей сестры, у меня только Сашка, брат, и он старше на целых одиннадцать лет, но о нем я тогда даже не вспомнил. И о своих настоящих родителях. И о самом себе – настоящем, родившемся в Ленинграде, росшем в Хабаровске, Мурманске и Риге, проводившем каждое лето у бабушки в Прикарпатье, а не в каком-то там Ютербоге, тем более, не в степях.