Некама

— Ну как же нигде?! Ты в Саянах была, на Кавказе была, весь Урал ножками исходила — кто еще может таким похвастаться!

— Спасибо, Гуся, умеешь утешить! — засмеялась Зоя. — Я, стыдно сказать, до 20 лет дожила, а ни в Москве, ни в Ленинграде не была. Ни в Киеве, ни в Минске. Как-то так получилось. Жалко! Вон, Сережа целый год в Москве жил, завидую.

— Да чему там завидовать, — отмахнулся молчаливый Колычев. — Суета, шум, дорога по полтора часа из жизни забирает. Красиво, конечно, да только из окна рабочего общежития никаких особых красот не видно.

— Это точно! — встрял Серебров. — Красоты — это в походе! Горы, лес, река — вот что красиво, горы — живой камень, а город — мертвый. Давайте-ка что-нибудь веселенькое споем!

Тут Серебров улыбнулся, подмигнул Виктору и под его переборы запел:

Не смотри ты на меня в упор,Я твоих не испугаюсь глаз,Так давай продолжим разговор,Начатый уже в который раз.Зараза, брось, бросай жалеть не стану,Я таких, как ты, мильон достану,

Рано или поздно, всё равноТы придёшь ко мне, моя зараза.

Зоя фыркнула, затем просто рассмеялась, вскрикнула: «Ой, я ее знаю!» и подхватила:

Кто тебя по переулкам ждал,От ночного холода дрожал,

Кто тебя спасал по кабакамОт удара финского ножа, зараза!..Зараза, брось, бросай жалеть не стану,Я таких, как ты, мильон достану…

Подключился Ростик со своей гитарой, фальшиво запел Гуся, нестройно запели остальные — песню знали и любили. Люба тоже пела, чисто и звонко, но внутри себя никак не могла понять, почему все так радостно подхватили именно это — ведь про снег песня гораздо лучше! И вообще, все внимание всегда Зое, вот и сейчас все поют то, что ей нравится. Хотя совершенно объективно она-то ее красивее! Ну, правда! А ведет себя при Зое как некрасивая подруга при красотке, хотя должно быть наоборот. Тем более, сейчас они все на равных, нет в турпоходе ни красоток, ни дурнушек, есть товарищи, которые делят общие тяготы. Но Зойка почему-то всегда в центре внимания. Хотя, справедливости ради, отметим, что она и помочь всегда готова, вот как ей сегодня. Честно сказать, просто спасла, самой бы Любе духу не хватило все так устроить. Если бы не ее кокетство всегдашнее… Теперь она и перед этим Виктором хвостом крутит, а ведь знает же, что тот нравится ей, Любе, а Зое и так хватает ухажеров, один Серебров чего стоит. Противный он со своими усиками, хотя, конечно, вообще-то симпатичный. Так получается, противный и симпатичный. Как и она сама, Люба. И тут она окончательно расстроилась.

И еще разговоры эти разбередили: Москва, Ленинград… А ведь есть еще Киев, про который говорят, что он очень красивый! Есть странные средневековые Таллинн и Рига, есть Ташкент, про который единственное, что известно — «город хлебный», как в той книжке писателя… А, черт, забыла, ну и бог с ним. Господи, ведь и она тоже практически нигде-нигде не была! Ну и что, что исходила ногами весь Урал, да была с Гусей в Хибинах, а с Зоей — на Саянах — это же не то. Прекрасно само по себе, но не то, а подумать про Париж, Лондон или Рим — вообще страшно. Страшно, потому что никогда там не побывать, а как хотелось бы!

Недавно в «Иностранке» прочитала «Чочару» Альберто Моравиа. Поразило, что в капиталистической Италии, да еще во время войны, женщины точно так же грезят любовью, как и она в Свердловске через полтора десятилетия. Такая она, женская доля, вечно мечтать о любви. Видно, везде все то же самое, хотя крамольную мысль, что стремление любить от строя не зависит, Люба от себя тщательно гнала. Вот и Витек этот… Симпатичный парень, конечно, но ведь в тюрьме сидел! Наверняка, по уголовке, не за политику же. Вон он как на нее смотрит, подмигивает нахально, от чего в животе разливается тепло и в голову лезут всякие странные мысли. Разве об этом сейчас надо думать спортсменке-разряднице? А губы у него пухлые, наверняка целуется хорошо. Ох, Люба! Какая же ты дура! А еще Зое завидуешь.

Пропели «Заразу», сами себе похлопали, посмеялись, Огнев поднялся из-за стола, размял папиросу: «Пойду, покурю». Вышел из комнаты. Смирнов с Борисом переглянулись, тоже встали и пошли за ним.

— Ну и мы покурим! — весело сообщил Серебров и подмигнул Виктору. — Пойдем?

— Ты ж не куришь? — изумился Онищенко.

— Так я и не буду, — засмеялся Саша.

АВГУСТ 1956, БОГАТЯНОВСКИЙ ЦЕНТРАЛ, РОСТОВ-НА-ДОНУ