Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

Здесь выставляется на обозрение не только слово зайчик, но и слово настоящий. Дело в том, что настоящим нередко называют именно не настоящее, а метафорически поименованное, например, о резвом годовалом ребенке могут сказать, что он «настоящий бандит», о пасмурной погоде в мае, что это «настоящая осень»: слово настоящий во многих контекстах выполняет единственную функцию эмоционального усилителя значения.

Разрыв между словом и реальностью наглядно представлен таким псевдоэтимологическим манипулированием:

И даже эта птица козодойЧто доит коз на утренней зареНе знает отчего так на зареТак смертельно, смертельно пахнет резедойИ даже эта птица воробейЧто бьет воров на утренней заре

Не знает отчего так на зареТак опасность чувствуется слабейИ даже эта травка зверобойЧто бьет зверей на утренней зареНе знает отчего так на зареТак нету больше силы властвовать собой(«И даже эта птица козодой…»)[664]

Название птицы козодой связано, вероятно, с мифологическим представлением о том, что у козы появляется молоко с кровью, когда под ней пролетает эта птица и сосет молоко (однако чаще это поверье связано с ласточкой или сорокой)[665]. Слово воробей — не двухкорневое и к ворам не имеет никакого отношения[666]

, однако в народной этимологии воробей сам предстает воришкой. Название травы зверобой имеет много объяснений разной степени достоверности[667]. Наиболее убедительна версия В. Б. Колосовой, которая считает, что такое название — результат народной этимологии: это же растение с отверстиями и пятнами на листьях называется в украинском языке дыробой, в белорусском — дзиробой, в польском — dziurawiec[668].

Независимо от этимологии слов, ни козодой, ни воробей, ни зверобой не связываются в современном сознании с доением, воровством и битьем. Слова вызывают недоверие, и, вместе с тем, такие слова проявляют тенденцию управлять сознанием, порождая народную и поэтическую этимологию.

2

Поскольку в языке обессмысливаются не только слова, но и словесные блоки, клише, Пригов объединяет элементы разных фразеологизмов, которые, теряя прямой смысл, приобретают общее фигуральное значение:

Живешь, бывало, день за днем

И ни черта не понимаешь!Несешься, скачешь, гнешься, лаешьЦепным оседланным конем!(«Бурлаки Ильи Ефимыча Репина»)[669]

Гибрид цепного пса с оседланным конем возникает в тексте из-за того, что и тот, и другой фигурируют в сравнениях, обозначающих интенсивную и утомительную деятельность: работает как лошадь и устал как собака. В живой речи встречается немало подобных контаминаций — и оговорок типа Наши успехи растут как на грибах (растут как грибы + растут как на дрожжах) и почти вошедших в язык нелепых оборотов типа это не играет значения (не имеет значения + не играет роли).

Все это происходит потому, что слово, автоматизируясь в речевых клише, утрачивает собственное значение.

Изображая стереотипы сознания, Пригов неизбежно попадает в те сферы существования языка, где формульность являлась безупречно авторитетной основой текстопорождения. Такой сферой, прежде всего, является фольклор.

Сочиняя тексты от лица занудливого ментора, для которого «повторенье — мать ученья», Пригов строит их из демонстративно избыточных элементов, в частности, тавтологических сочетаний, как, например, в следующем тексте, где он, вероятно, пародирует известную фразу из доклада Л. И. Брежнева «Экономика должна быть экономной»[670] — высказывание, превращенное советской пропагандой в идеологическое клише:

Где бежит там вода водянаяТам и каменный камень лежитЗверь звериный на лапах бежитС него капает кровь кровянаяОн ложится под древом древеснымЗакрывающийся —глаз закрытИ уже он на небе небесномЧеловеком парящим парит.(«Где бежит там вода водяная…»)[671]