Некоронованная королева Висбадена

Начало лета 1852 года выдалось на редкость знойным. Генерал-адъютант Петр Петрович Ланской выехал с семьей из душного Петербурга на казенную дачу в Стрельну, намереваясь провести несколько месяцев на природе. Широкая Петергофская дорога кишела экипажами. По обеим сторонам виднелись дачи, окруженные садами и цветниками. Близость Финского залива придавала воздуху чистоту и свежесть даже в самые жаркие дни.

Дача, где жили Ланские, представляла собой виллу в итальянском стиле с увитой зеленью верандой и широкой лестницей в сад. Между вековыми деревьями мелькал простор моря, где-то вдали терялся Кронштадт. Теплыми летними вечерами на веранде собиралась семья и многочисленные гости. В один из таких дней вокруг чайного стола разместилось большое общество. Петр Петрович сидел в самом центре в расстегнутом мундире с неизменным чубуком в руке. У самовара хлопотала его жена, Наталья Николаевна, которую в свете по-прежнему часто называли вдовой Пушкина.

Внезапно в саду появился молодой кавалерийский офицер. Он взбежал по лестнице, поклонился присутствующим и поцеловал руку удивленной хозяйке.

– Ах, Николай Алексеевич, – воскликнула она. – Какой приятный сюрприз. Мы полагали, вы еще в городе. Что вас привело в Стрельну?

– Прекрасная погода и жаркое солнце убедили родителей не оставаться в пыльной столице. Так как двор неожиданно рано переселяется в Петергоф, то и мы переезжаем на дачу. И вот я снова у вас!

Своим человеком в доме Ланских Николай Орлов сделался после курьеза, случившегося шестнадцатого июля 1844 года – в день бракосочетания Натальи Николаевны и Петра Петровича. Будучи еще совсем мальчишкой, он забрался на колокольню церкви Преображения Господня в Стрельне, чтобы увидеть свадебное торжество, происходившее в узком кругу. Но случайно задел большой колокол. Страшно сконфуженный, явился Николай тогда перед новобрачными и принес извинения.

…Все обрадовались новому гостю, особенно шестнадцатилетняя Таша Пушкина – его подруга по детским шалостям. Из четверых детей поэта Таша была самой непоседливой и озорной, заслужив прозвище Бесенок. Никакие строгости и наказания не унимали ее живого характера.

Особенная красота Натальи, которую находили «еще обаятельнее красоты матери», поразила известного художника Макарова – в Петербурге не было светской гостиной, в которой не красовались бы его «головки». Иван Кузьмич попросил разрешения у Натальи Николаевны написать портрет тринадцатилетней Таши и потом подарил его семье Ланских. Живописцу прекрасно удалось запечатлеть на полотне хрупкую прелесть модели, ее чистоту и веселый нрав.

Своей непосредственностью и распускающейся красотой Таша покорила двадцатилетнего графа Орлова. Их дружба сменилась пылкой обоюдной влюбленностью. Улучив момент, когда остались одни, Николай взволнованно произнес: «Наташа, мое сердце переполнено любовью к вам. Я сегодня же испрошу у отца позволения на свадьбу».

Но всесильный глава III отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф жандармов Алексей Орлов желанию сына решительно воспротивился: «Не дозволю!» Мол, дочь поэта, находившегося всю свою жизнь под надзором, убитого на дуэли, недостойна стать женой его наследника, которому готовилось блестящее дипломатическое будущее. И под благовидным предлогом отец отослал Николая из России.

Таша изо всех сил старалась скрыть, что сердце ее разбито. От тоски и безысходности начала даже принимать активные ухаживания сына главы тайной полиции Леонтия Дубельта, о котором в свете говорили как о мастере политического сыска и человеке, поднаторевшем в интригах. Дурную репутацию карточного игрока имел и Дубельт-младший. Но пылкость Михаила затуманила разум девушки, и она против воли матери ответила согласием на его предложение руки и сердца.

Наталья Николаевна переживала, убеждала мужа:

– Пьер, душа моя, мы должны убедить Ташу не принимать поспешного решения. Я предвижу горькие последствия этого брака.

– Ты права, мой друг, – согласился Ланской. – Меня тоже смущают его невоздержанный нрав и пристрастие к карточной игре.

Вместе с пришедшей в отчаяние матерью отчим пытался отговорить падчерицу от союза – все оказалось напрасным. Почти год они оттягивали свадьбу. Однако в конце концов Ланские капитулировали, посчитав аргументом фразу обиженной Таши «Одну замариновали. И меня хотите замариновать». Дочь имела в виду незамужнюю сестру Марию, которой шел двадцать первый год.

Однако Наталья Николаевна продолжала беспокоиться. В тревожных предчувствиях пишет она старинным друзьям Вяземским: «Быстро перешла бесенок Таша из детства в зрелый возраст. Но делать нечего – судьбу не обойдешь. Вот уже год борюсь с ней, наконец покорилась воле Божьей и нетерпению Дубельта. Один мой страх – ее молодость, иначе сказать ребячество».