Некоторые не попадут в ад

Батя рассказывал, смеясь: «Мне жена сегодня с утра говорит: иди, выпей, забудь про все дела. Посиди с друзьями, отдохни как следует. Чтоб не видела тебя до полуночи».

Он сам приготовил плов: когда я приехал, ароматный чан уже дымился.

Привезли обученную девушку с кальяном.

Разлили мы, как обычно, на двоих — но вдруг Саша Казак, впервые на моей памяти, взял и махнул целую рюмочку.

Я проследил глазами происходящее: о как.

— Что-то случилось? — спросил негромко.

— Сейчас Батя расскажет.

Батя как раз накладывал нам плов.

Ему очень хотелось, чтобы плов понравился, он несколько раз спросил: как, не переварен, не переперчён, овощи хороши?

Батя отлично готовил. Ему нравилось жить, готовить, стрелять, побеждать, смеяться, пить водку.

Мы быстро выпили первую бутылку, оставшись трезвыми, нам принесли вторую, холодную.

Пока ели плов, уполовинили и её.

Точно помню: Батя говорил ласковый тост за жён, — он что-то рассказал про свою, забавное, — я тоже ответил личной историей; он заливался, довольный, — чокались, стоя, пили до дна.

«Кто мы без них? — повторил Захарченко. — Кто бы нас ещё терпел».

Установили кальян. Я никогда в жизни не пробовал курить кальян, и не очень хотел. Батя всё приставал к Сашке Казаку: «Ну, попробуй, ну, попробуй!» — тот тоже отказывался, но поддался на уговоры, затянулся; потом и я — все с одного мундштука, вроде как побратались.

Батя хохотал: «Ну как? Как?» — ему хотелось, чтоб всем нравилось, чтоб все ликовали.

У всех был праздник.

Сначала шумели. Потом тихо смотрели на воду.

Батя вспомнил: на том берегу ведь стояли в своё время ВСУ. Как забирали позиции: ночью, он даже время назвал точное — в 4:30, на лодках, беззвучно, поплыли на тот берег, — там всё проспали, заметили гостей только метрах в трёх от берега, — бах! пах! тара-бах! — нашего несчастного неприятеля перерезали, выдавили, выбили.

— Мы, — говорю, — за Сосновкой озеро нашли, с той стороны их офицеры рыбку выплывают на лодочке половить. С нашего берега — верней, с нейтральной зоны — можно их накрыть, расстояние позволяет…

— Ну? — сразу заинтересовался Батя.

— Целый день на пузе пролежали впустую. Как чуют. Не приезжают.

— Надо, надо, дожидайтесь, — оживился Батя. — Мало им рыбы в Днепре, так что нечего. У нас раки голодные, еле ползают. Ещё раз сходите. Что за озеро?

Я назвал, он кивнул.

Наконец, настало время серьёзного разговора.

— Короче, Захар, ты был прав, — сказал Батя. — Москва начала давить. Требование: убрать Ташкента и все его дела передать.

— Кому?

— Найдут кому. Одни и те же бляди сюда лезут который год. Сейчас Ташкент приедет. — Глава обернулся к Сашке Казаку. — Сказать ему про новости, нет?

Казак сыграл бровями — он всегда так делал, когда думал. Ответил: да, сказать. Обязательно надо сказать.

Глава и сам, кажется, скрывать ничего не собирался — а так, сверял ощущения. Если и не сказал бы Ташкенту — то лишь для того, чтоб поберечь ему нервы, чтоб тот не дёргался, работал, — пока Батя не придумает, как выплыть.

— Трамп, — Батя имел в виду своего министра внутренней политики, — уже в Москву поехал: на случай моего увольнения, искать новую крышу. Пушилин вообще из Москвы не вылезает…

По законам жанра, Батя должен был прошептать: «…а они у меня вот здесь — в кулаке!» — но ничего такого не говорил, только удивлённо крутил русой башкой.

Мне почему-то явственно представилось, что вместо Москвы, пока меня там не было, образовалась ставка Золотой Орды: сидят на коврах, рисуют ярлыки на княжение, разливают в подходящую посуду отравленный кумыс, вызывают визиря — тот, с поклоном, бесшумно подняв полог, является пред очи вызвавшего…

Подъехала машина: да, Ташкент.

Обнялись; он уселся: плова? — не, не хочу! — водки? — отрицательно мотнул большой головой. Он будто чувствовал что-то.

— Как дела? — спросил. — Что в Москве? — и вечную свою зубочистку приладил в зубы (я ни разу не помню, чтоб он ел при мне, — он вообще ничего не ел, кажется, сразу пользовался зубочисткой).

Батя ему коротко всё изложил.

Они начали обмениваться мнениями, как всё исправить, — и, неизбежно, ко мне: «Ты не узнал насчёт встречи?»

У меня был козырь в рукаве. Я его достал.

— Узнал, — говорю. — Я встречусь. Надеюсь, что всё получится. Я попрошу его, чтоб тебя приняли.

— Не слетит твоя встреча? — переспросил Батя. — Высока вероятность?

— Думаю, да. Думаю, высока. Я просто не решил, о чём ему сказать ещё, помимо нашей темы. Я же не могу прийти на встречу и попросить только за тебя. Он скажет: а чего приходил-то?.. Но я подумаю и придумаю.

Батя кивнул.

Мы ещё сидели с полчаса, и тут охрана передала: никем не ожидаемая, сюрпризом прибыла генеральская делегация из Москвы — прозвучало наименование одной из государственных спецслужб, имя которой само по себе должно было наводить ватный ужас на всякого, пошедшего ей поперёк.

— Пять минут до подъезда! — доложила охрана.

— Надо уехать, чтоб вас тут не видели, — сказал Батя; он был спокоен.

Его явно хотели взять нахрапом.

Он и так не захмелел ни на миг — но разом стал вообще прозрачен: собранный, ясный взгляд и лёгкая, как перед дракой, бледность на щеках.