Некрасов

Когда Николай Алексеевич впервые после возвращения из-за границы поехал в город, он почувствовал, что не один Василий предполагал, будто в казематах Петропавловской крепости для него уготовано местечко. Оказалось, это предположение охватило довольно широкие круги общества, и появление Некрасова в Петербурге для многих было полной неожиданностью.

Он шел пешком по солнечной стороне Невского, одетый, как иностранец, в модное заграничное пальто и высокий цилиндр. Его запряженная породистыми лошадьми коляска шагом ехала рядом с тротуаром; в коляске сидела собака — каштановый сеттер. Некрасов шел не торопясь, останавливался около витрин, заглядывал в книжные магазины и учтиво отвечал на поклоны неизвестных ему людей.

Его узнавали многие, он слышал, как за его спиной говорили:

— Смотри, вон идет Некрасов!

— Некрасов на свободе? А мне говорили, что он арестован.

— Некрасов идет… А я слыхал, что он допрыгался до Петропавловской…

Голоса звучали разно: одни — радостно, другие — разочарованно, а кто-то проговорил громко и злорадно:

— Ходит еще… и каким франтом… ну, недолго ему придется здесь ходить.

Напротив Публичной библиотеки Некрасова окружила компания студентов. Молодые люди, взволнованные и смущенные, сняв фуражки, приветствовали его восторженно и несвязно.

— Мы рады, мы счастливы видеть вас, Николай Алексеевич. Здравствуйте, поздравляем вас с возвращением на родину.

Некрасов, приподняв цилиндр, с улыбкой отвечал на приветствия молодежи. Он был взволнован этой встречей, взволнован и смущен, так как не любил обращать на себя внимание публики.

— Да здравствует на многие годы певец народной скорби! — выкрикнул вдруг звонким голосом самый юный студент.

Некрасов оглянулся. На тротуаре остановилось несколько прохожих, приказчики выглядывали из магазина, дворник медленно направлялся к студентам от ворот соседнего дома.

— Благодарю вас, господа, — сказал Некрасов и решительно пошел дальше. Студенты двинулись за ним, но он быстро открыл дверь книжной лавки и исчез в ней. Несколько любопытных остановились около витрины, стараясь заглянуть внутрь, но дворник потребовал, чтобы публика разошлась.

Знакомый книготорговец провел Некрасова в заднюю комнату магазина, стряхнул пыль с большого кожаного кресла, достал из шкафа коробку сигар, ухаживал и хлопотал вокруг дорогого гостя.

— А мы уж и не надеялись вас увидеть, Николай Алексеевич, — говорил он. — Весь город твердил, что вас посадят в крепость; ходили слухи, что вас чуть не по этапу гонят из-за границы.

Некрасов смеялся и уверял, что ехал он вполне удобно, в хорошей коляске, и возвратился по собственному желанию, а не по приказу.

— Да и за что меня стали бы в крепость сажать, отец мой? Я государственные основы не подрываю.

— Что вы, что вы, Николай Алексеевич! — замахал руками книготорговец. — Упаси меня бог сказать что-нибудь такое про вас. Но книжка ваша много наделала шуму; такая книжка опасней бомбы, если хотите знать. Вы бы видели, как за ней бегали! Весь Петербург точно взбесился. После поэм Александра Сергеевича и после «Ревизора» и «Мертвых душ» ни одну книгу не хватали так, как эту. Первый транспорт разобрали за несколько дней, а за вторым ходили задолго до того, как он прибыл. До сих пор у меня лежит списочек людей, которым я обещал найти вашу книжку. А сколько о ней разговоров, какое сочувствие вызывает она в публике! Чем вы еще порадуете нас, Николай Алексеевич?

— Пока что ничем, — нехотя отвечал он. — Лучше вы меня порадуйте чем-нибудь редкостным.

Некрасов встал, и книготорговец подвел его к небольшому шкафчику, стоявшему около окна. Это был старинный пузатый черный шкаф с тяжелыми резными дверцами. В нем хранились книжные редкости, прекрасные старые издания, рукописные фолианты, уникумы, припрятанные для знатока, для постоянного, уважаемого покупателя. Хозяин гостеприимно распахнул дверцы шкафа.

— Смотрите, Николай Алексеевич, выбирайте все, что вам понравится, все — ваше.

Некрасов долго, со знанием дела, с удовольствием копался в книгах. Он отложил для себя несколько томов, попросил подобрать последние номера всех журналов и вышел из лавки. Хозяин провожал его до коляски, приказчик вынес сверток с книгами. Некрасов сел и приказал кучеру ехать в контору «Современника». На сиденье, рядом с собакой, он обнаружил небольшой букет с приколотой к нему запиской:

«Николаю Алексеевичу Некрасову — поэту и гражданину от русских студентов».

Некрасов смущенно повертел букет и сунул его за спину: смешно было ехать по Невскому с цветами в руках. Но букет этот его почему-то умилял, — недорогой букет, купленный, очевидно, в складчину студентами, приветствовавшими его полчаса назад. Он старался не помять цветы и сидел на краю сиденья, не прикасаясь к спинке; тонкий аромат заглушал запах кожи от коляски. Николай Алексеевич оторвал один цветок и, зажав его в кулаке, поднес к лицу. Так он и ехал по Невскому, точно закрывая нос от уличной пыли.