Некромант. Новелла о непутёвой ученице

Тот вытянул перед собой руки, зажмурился и воскликнул: «Брой, нет!». Лишь через несколько мгновений он открыл глаза, не веря, что ещё живой.

— Он шумит больше, чем надо, — буркнул я и подошёл к найденному на берегу заколотому матросу. У самого тела присел, приготовившись провалиться бездну. Как ни прискорбно, но с этим Мираэль точно не справится. А это значит, что мне рисковать придётся. — Таколя, брось корзину. Иди сюда.

Северянка положила своё, честно говоря, убогое изделие и, немного косолапя, словно нашкодивший ребёнок, подошла ко мне.

— Раз ты не умеешь ни петь, ни играть, сядь за моей спиной и просто обними, как тёплую подушку, — произнёс я, положив руки на мертвеца. — Кому расскажу, засмеют. Маяк, который ничего не умеет.

— Хожяин, — жалобно протянула Таколя, — а вы меня не блощите?

— Нет, дурёха. На кухню в помощь отдам по приезду, — пробурчал я, почувствовав сомкнувшиеся на моей груди тонкие руки, щекочущие спину и шею волосы и тепло девичьего тела. — Ну, хоть так.

Я вздохнул и приступил к колдовству. Для начала нужно было придумать, что делать. Перед внутренним взором возникла простейшая паутинка бездны, на которой предстоит сплести узелки, протянуть нужные ниточки и развесить капельки неживой памяти. Собравшись с силами, я мысленно притронулся к сети, создавая первый клубок. Наша обманка побежит дальше, ломая кусты и создавая много шума. Значит, нужно, чтоб он бежал в одном направлении, например, от солнца. Я сосредоточился, представляя нечто яркое, белое и круглое и стремление бежать от него. Но мертвяк уже забыл, что такое бежать. Пришлось вспоминать, как хожу сам. Поднять ногу, опустить ногу, повторить.

Пока создавал узелок бега, покойник судорожно дёргался, как мчащийся во сне человек. От такого зрелища Таколя за моей спиной заскулила, держась из последних сил, чтоб не расплакаться. Её можно понять. На глазах у маленькой девочки рейдовый глубинный отряд вырезал всю семью. Мёртвые солдаты в масках и некромант, закованный в воронёную с багряной отделкой броню, снились ей в кошмарах, заставляя просыпаться в истерике и реветь до рассвета, а сейчас это самое зло находится под самым носом.

Я убрал одну руку от покойника и дотронулся пальцами до сложенных в замок тонких ладошек. Но эта мимолётная слабость не должна помешать, и я тряхнул головой, снова сосредотачиваясь на нежити. На этот раз пришлось представить нечто толстое и высокое, а также большое и круглое, что бы он умел огибать деревья и случайные валуны.

А на случай падения должен сам подняться. Вроде бы, всё.

Встать, — прошептал я, почувствовав, как перед глазами поплыло.

Всё же не успевал за это время отдохнуть и отдалиться от бездны. Мертвец плавно встал и застыл, как изваяние.

— Беги, — ослабевшим в один миг голосом отдал я приказ, и труп повернулся спиной к небесному светилу, а затем сорвался с места, треща зарослями.

Мир вокруг потемнел и подёрнулся рябью, словно я нырнул в море и теперь смотрел в небо сквозь покрытую небольшими волнами толщу ледяной воды. А где-то рядом виднелась фигурка маяка, полыхающая ярким-ярким голубым светом, и я изо всех сил старался держаться этого света. Маяк полыхал и приближался, а когда я потянулся к нему руками, то пальцы едва не ухватили синюю струну, уходящую в небо. И казалось, что свет был связан ею. А потом я ощутил тепло и мокрые капли на лице, и понял, что возвращаюсь. Видение сменилось реальностью, где на меня, лежащего на спине, уставились три пары глаз. Хмурые до невозможности принадлежали Брою, зарёванные карие — Мираэль, и именно с них мне на лицо падали крупные горючие слёзы, третьи же, ярко-зелёные — нависшей надо мной Таколи. Северянка сидела на мне сверху, держалась за моё лицо ладошками, а губы её тряслись.

— Давай ещё раз, — прорычал Брой, и рыжая девушка припала к моим губам в долгом поцелуе.

— Дядя Ир, — пересохшим голосом позвала меня Мира. — Я их всех подниму. Ты только не уходи в бездну.

— Всё, я здесь, хватит, — ответил я через силу, когда Таколя оторвалась от моих губ.

Северянка шмыгнула носом, а потом вытерла лицо, по которому пробежали слёзы, ладонью.

— Целоваться она не умеет, — с сарказмом в голосе пробурчал Брой и грубо продолжил: — Я её трахаться в следующий раз заставлю, если поцелуи не помогут. Или целовать не только губы, но и член, мать вашу. Я хочу выбраться с этого проклятого острова, а она: «Не умею», — передразнил головорез девушку, изобразив глупое моргание глазками и сложив обветренные губы бантиком, что при его покрытой шрамами загорелой роже смотрелось весьма забавно.

— Странный способ, — с ухмылкой пробормотал я, почувствовав сильные руки пирата, отрывающие меня от земли.

— Шадис как-то обмолвился, что, типа, поцелуй девственницы очень хорошо ему помогает.

Я сморщился от резких движений и пошатнулся, но остался стоять на ногах, прислушиваясь к шумам за тростниковой зарослью.

— А если бы она не была девственницей? — переспросил я.

Заштопал бы, мать ее, мастер, — поправился пират, собираясь уже изобразить отборную брань, — иголкой для паруса.

Протерев лицо рукой, я поглядел на Миру.