Некрономикон

И близкое сходство — в малейших даже деталях — этих кошмаров с моими собственными ставило вне всякого сомнения для меня их знаменательную типичность. Два или три случая дополнительно отдавали чем-то неуловимо и скверно знакомым, как будто я прежде слышал о них через какой-то космический канал, слишком противоестественный и страшный, чтобы о нем задуматься. Трижды конкретно упоминалась неведомая машина, такая, как была в моем доме перед второй заменой.

Кроме того меня сильно беспокоило то, что случаи, когда подобные моим кошмары выпадали на долю людей, не страдающих ярко выраженной амнезией, встречались несколько чаще.

Эти люди в своем большинстве были среднего или ниже среднего в умственном отношении уровня — некоторые из них столь примитивные, что о них и помыслить было нельзя как о сосудах экстраординарной учености и носителях сверхъестественного интеллекта. На мгновение их воспламеняла чужеродная энергия — потом обратное выпадение и слабое, быстро улетучивающееся воспоминание о нечеловеческих ужасах.

За последние полстолетия было по крайней мере три подобных случая — один каких-нибудь пятнадцать лет назад. Что, если нечто вслепую нащупывает путь сквозь время из негаданных бездн мироздания? Что, если эти слабо выраженные случаи были чудовищными зловещими экспериментами, по роду и истоку своему полностью за гранью здравого понимания?

Таковыми были некоторые из несвязных умствований, находивших на меня в минуты слабости — химеры, порождаемые мифами, которые в своих штудиях я извлек из-под спуда. Ибо не приходилось сомневаться, что некоторые устойчивые сюжеты незапамятной древности, явно неизвестные ни жертвам, ни врачам, фигурировавшим в самых последних историях болезни, представляют собой поразительную, в трепет повергающую разработку случаев амнезии, подобных моему.

О природе сновидений и образов, все неотступней одолевавших меня, я еще и теперь не могу говорить без страха. Казались, они отдавали безумием, и временами я думал, что и вправду схожу с ума. Не бывает ли каких-то специфических галлюцинаций, посещающих тех, кто страдает провалами памяти? Допустимо, что усилия подсознания заполнить раздражающий пробел псевдовоспоминаниями могут дать толчок самым странным причудам воображения.

Этого-то мнения — хотя альтернатива с фольклорной теорией показалась мне более приемлемой — и придерживались многие специалисты по сдвигам в сознании, помогавшие мне в поисках случаев, параллельных моему собственному, и озадаченные наравне со мною иногда вскрывавшимися буквальными совпадениями.

Они не называли это состояние чистым безумием, скорее, ставили его в ряд с нервным расстройством. Моя установка на отслеживание болезненных симптомов и анализ, вместо тщетных попыток перестать о них думать и забыть, с жаром поддерживалась ими как верно согласующаяся с лучшими психологическими правилами. Особенно дорожил я суждением тех врачей, что занимались мною во время моей одержимости другой личностью.

Первые мои отклонения, вовсе не являясь зримыми, касались более абстрактных материй, о которых я упоминал. Присутствовало еще чувство глубокого и необъяснимого ужаса в отношении самого себя. У меня развился причудливый страх увидеть свой собственный облик, как будто моим глазам он должен предстать совершенно чужим и немыслимо гадким.

Когда же я, собственно, опускал взгляд и зрил знакомый образ человека, одетого в спокойных серых или синих тонах, то всегда испытывал странное облегчение, но чтобы это облегчение снискать, необходимо было побороть бесконечный ужас. Я избегал зеркал, как только мог, — брился всегда в парикмахерской.

Прошло немало времени, прежде чем я стал связывать что-либо из этих обманчивых чувств с мимолетными зрительными образами, начавшими обретать форму. Первая подобная взаимосвязь имела отношение к странному ощущению внешнего, искусственного подавления моей памяти.

Я чувствовал, что мои отрывочные видения имеют глубокий и страшный смысл и пугающую связь со мной, но что некая целенаправленная сила удерживает меня от того, чтобы уловить этот смысл и связь. Потом возникла та странность с феноменом времени, и вместе с ней отчаянные попытки расположить разрозненные обрывки сновидений во временных и пространственных координатах.

Сами эти видения-проблески были поначалу скорее странными, нежели пугающими. Я как бы находился в необъятном высоком чертоге, чьи величественные крестообразные своды терялись в сумраке над головой. Где бы во времени и пространстве ни разворачивалась сцена, знание принципа арки было столь же полным, а использование столь же широким, как у римлян.

Там были гигантские круглые окна, и высокие сводчатые двери, и подиумы, или столы, такой высоты, на какой обычно находится потолок комнаты. Широкие, темного дерева, полки опоясывали стены, храня подобие огромных фолиантов со странными иероглифами на корешках.