По видимой части каменной кладки шла удивительная резьба с неизменным лонгиметрическим выпукло-вогнутым мотивом, и тянулись писания, высеченные теми же иероглифами характерами, что и в гигантских книжных томах. Мрачный гранитный мегалит был возведен из глыб, верхней горбатой поверхностью прилегающих к исподней лунчатой поверхности идущего по верху ряда.
Стульев не было, но громадные подиумы загромождались книгами, документами и чем-то напоминавшим письменные принадлежности — странной отливки кувшины из металла с фиолетовым оттенком и стержни с замаранными концами. Сколь ни высоки были подиумы, я мог, казалось, временами обозревать их сверху. На некоторых стояли огромные светлые хрустальные сферы, служащие лампами, и необъяснимые механизмы, состоящие из стеклянных трубок и металлических стержней.
Окна были застеклены и забраны решетками из толстых металлических прутьев. Хотя я не осмеливался подойти и выглянуть наружу, оттуда, где я стоял, мне были видны колеблющиеся верхушки своеобразных папоротникоподобных растений. Пол был выложен массивными каменными восьмиугольниками, ковры же и драпировки полностью отсутствовали.
Позднее меня посещали видения плавного движения по циклопическим каменным коридорам, вверх и вниз по гигантским наклонным скатам той же чудовищной постройки. Лестниц не было, проход был уже тридцати футов. Некоторые из сооружений, по которым я проносился, должно быть, вздымались в небеса на тысячи футов.
Внизу на множестве уровней находились темные крипты и извека неотмыкаемые люки, припечатанные железными лентами и внушающие смутное ощущение какой-то особой угрозы.
Мне чудилось, что я был узником, и пелена ужаса в моих глазах окутывала все. Я чувствовал, что выпукло-вогнутые иносказательные мотивы на стенах погубили бы мою душу превратностью своих смыслов, не будь я храним милосердным неведанным.
Еще позднее в мои сонные видения включились панорамные виды, открывающиеся из огромных круглых окон и с титанической круглой крыши — с ее удивительными садами, пространными пустующими местами и высоким зубчатым парапетом из камня, — на которую выходил верхний из наклонных скатов.
Вдоль мощеных дорог, полных двести футов в ширину, почти бесконечной чередой тянулись гигантские здания, каждое в окружении сада. Они сильно различались по внешнему виду, но площадью все они были никак не менее пятисот квадратных футов и тысячи футов высотой. Многие как будто без конца и без края, имели по фасаду, наверное, не одну тысячу футов, тогда как другие, под стать горным пикам, вздымались в серые, клубящиеся пары небес.
В основном они были, казалось, из цемента или камня и в большинстве своем претворяли тот причудливый выпукло-вогнутый способ кладки — такой же, как в здании, где содержался я. На плоских крышах с садами были, как правило, зубчатые парапеты. Встречались иногда террасы, приподнятые над самой крышей участки и свободные пространные места посреди садов. На величественных дорогах угадывался намек на движение, но в более ранних видениях я не мог разложить на подробности общее впечатление.
В некоторых местах я зрел исполинские облые черные башни, уходящие много выше всех прочих сооружений. Являющие полную исключительность своей природы, они несли на себе знаки фантастического долгоденствия и упадка. Сложенные из небывалых квадратных базальтовых глыб, они сужались слегка к своим закругленным вершинам. Нигде ни в одной из них не было и следа оконных или иных — за изъятием гигантских дверей — отверстий. Заметил я и несколько зданий пониже — все источенные ненастьем целых эонов, — в основе своей архитектуры напоминающих эти черные облые башни. Надо всем этим противным естеству нагромождением прямоугольных глыб тяготело неизъяснимое присутствие угрозы и концентрированного страха, подобно тому, что порождали запечатанные железами люки.
Сады с их причудливыми и незнакомыми растениями, склоняющимися над просторными аллеями, вдоль которых тянулись удивительные резные истуканы, наводили едва ли не страх своей невиданностью. Преобладали уродливо пышные папоротникообразные — зеленого или иссера-зеленого, как плесень, блеклого цвета.
Среди них призраками вздымались растения, напоминающие тростник, чьи бамбуковидные стволы возносились неправдоподобно высоко. Там были древесные формы с султанами жестких листьев как баснословные пальмы, причудливые темно-зеленые кусты и хвойные, во всяком случае на вид, деревья.
Цветы мелкие, неузнаваемые и невзрачные, обильно росли среди зелени на геометрической формы клумбах.
На некоторых из террас и в садах на крышах цветы крупнее и ярче, почти отталкивающих очертаний, внушали мысль об искусственном выведении. Мхи немыслимых размеров, форм и красок испещряли ландшафт узорами, выдающими неведомую, но устойчивую традицию садоустройства. В наземных, более обширных садах покушались как будто на сохранение некоторой природной неупорядоченности, но на крышах было больше избирательности и признаков садового искусства.