Нелюбимая

— Правильно говоришь и, к счастью, я свои ошибки осознал и теперь стараюсь их исправить, — муж посмотрел на меня, затем перевел взгляд обратно на нарушительницу нашего покоя. — Поэтому я такого же и тебе желаю. Знаешь, Андрей, конечно, оказался тем еще подонком, которого я никогда не смогу простить. Но даже он не заслуживает, чтобы собственная жена его предавала при первых же трудностях.

— Герман, — женщина выглядела шокированной.

— Племянникам я, конечно же, помогу, а тебе советую начать искать работу, потому что больше ты не за чей счёт жить не станешь.

— Ты не можешь так поступить со мной! — буквально заверещала женщина из-за чего на нас покосились прохожие.

— Если ты делала ставку на то, что я всё еще люблю тебя, то в тебе слишком много лишней самоуверенности, Оксана, — непоколебимый покой Германа меня восхищал. — Всё в прошлом. Смирись и живи для своих детей. Постарайся хотя бы их вырастить благородными людьми, — Герман взял меня под локоть и помог сесть в машину.

Я не знала, что мне нужно сказать в этой ситуации. Или лучше просто помолчать? Алексей плавно выехал на дорогу, и мы практически сразу же остановились на светофоре. Я аккуратно поправила Викин чепчик и маленький совсем крошечный воротничок на розовой распашонке.

Герман сидел тихо и просто смотрел в окно. Очевидно, что подобного рода разговоры мало чего положительно привносили в мысли, но я так не хотела, чтобы Герман зацикливался на всём этом. Он остро реагирует на многие события, загорается как спичка, а потом его очень трудно успокоить. Сейчас Герман был спокоен, даже слишком и вот этот эфемерный покой пугал меня больше всего.

Говорить какие-то глупые утишающие слова я не стала. Да и вообще к чему всё это? Будто после них легче станет, будто все личные переживания и тревоги в одну секунды растворятся, словно их никогда и не было. Поэтому помолчав некоторое время и дождавшись, когда машина, наконец-то продолжит ехать, я собралась с силами и просто проговорила:

— Мы тебя с Викой всё равно любим, несмотря ни на что.

Герман тут же повернулся ко мне, глянул на нашу дочь, затем посмотрел на меня и вымученно, устало улыбнулся.

— Я знаю, моя хорошая. И давно уже в этом не сомневаюсь. Моя любовь к тебе и нашей девочке безгранична, — Герман поцеловал меня в висок и снова отвернулся к окну.

Я немного расстроилась, потому что ожидала немного другой реакции. Нет, конечно, оскорблений и скандалов мне не хотелось, просто я думала, что наш разговор как-то разовьется и Герман отвлечётся, но этого не произошло. Порой мне кажется, что я знаю своего мужа, а иногда ловлю себя на мысли, что не знаю его совсем.

Когда мы приехали домой, нас встретили мои родители. Они волновались и хотели поддержать Германа, но сегодня мой муж, кажется, ни в чьей поддержке не нуждался. Он сухо поздоровался с моим папой, что-то проговорил матери насчет ее хорошего внешнего вида и быстро ушел к себе в кабинет.

Мама помогла мне с Викой. Мы вместе помыли ее и перепеленали. Я старалась сильно не нервничать и так все нервы себе вымотала, но плохие мысли продолжали настойчиво заполнять мою голову. А вдруг Герман уже пожалел о том, что так резко повел себя со своей первой любовью? Меня даже посетил такой абсурдный страх, что из-за родов я немного прибавила в весе и теперь мой муж даже не захочет посмотреть в мою сторону. Это уже был какой-то откровенный бред, но я почему-то не сразу его от себя отогнала.

Ведь бывает так, что, встретившись через много лет с человеком, которого когда-то давно сильно любил, вспыхивает новая страсть и ради нее совершаются жертвы. Я не хотела стать той самой жертвой. Но молчание и уединение Германа только укрепляли во мне этот ядовитый страх.



27.

Мы ужинали в полной тишине. Я накормила Вику и теперь она безмятежно посапывала в своей уютной кроватке. Евгения приготовила замечательный грибной суп и вишневое суфле. Герман от еды отказался, поэтому за столом сидели только я и мои родители. Аппетитные запахи будоражили, отчего в желудке незамедлительно заурчало. Я ела суп, но вкуса почему-то не чувствовала. Надо бы просто расслабиться, отпустить ситуацию и не накручивать себя понапрасну, но после родов всё во мне словно безвозвратно переменилось. Мало того, что я сильно беспокоилась по поводу здоровья своей дочери, так теперь тревога усилилась из-за состояния Германа.

— Всё образуется, — вдруг проговорила мама.

Я не сразу обратила на нее внимания, вперив взгляд в одну точку.

— Не тревожь ее, — рассержено проговорил папа. — Видишь, ей и так плохо.

— Мне просто хочется помочь, поддержать.

— Я в порядке, спасибо, — зачерпнув ложкой суп, я отправила ее тут же в рот, но кроме тепла, что разлилось в груди и затерялось в желудке, никакого вкуса всё равно не ощутила.