Нелюбимая

— И какое твое мнение? — я говорила осторожно, каждое мое слово будто напоминало нерешительный шаг человека, который ходит по тонкому льду и вот-вот может в любую секунду провалиться в холодные водные глубины.

— Я рад тому, что всё сложилось именно так, как есть. Наверное, какие-то высшие силы вовремя отвели от меня Оксану. Я ни о чем не жалею. Просто… Мы не виделись уже очень много лет, и я не был готов к этой встрече. Вообще не думал, что она когда-либо состоится. И тут всё случилось как раз наоборот. И знаешь, такое чувство сразу странное возникло, — Герман смотрел перед собой и казалось, что он не со мной разговаривает, а просто исповедуется перед своей совестью. Я не мешала этой исповеди и даже не обижалась, просто тихонько сидела рядом. — Будто эхо из прошлой жизни в голове зазвенело. Так страшно стало, конечно, не в той степени, когда я узнал о том, что Вику похитили, но всё же. Словно опять юнцом стал на секунду. Я, конечно, не святоша, но к своей семье всегда старался лояльно относиться, на многое глаза закрывал и когда тебе нож в спину, когда через столько лет приходят к тебе, чтобы нагло солгать, глядя прямо в глаза, про любовь. Это, конечно, выбивает почву из-под ног.

— Я видела Оксану и до этого. Она была в больничном кафетерии. Тогда я, правда, еще не знала, что это именно она, но дурное и отталкивающе впечатление Оксана всё равно на меня произвела.

— Знаешь, Арин, — Герман не без труда повернулся ко мне всем корпусом. — Наши отношения вначале развевались не совсем правильно, но после того, что мы с тобой пережили, после этого внезапного появления Оксаны, я в который раз нерушимо убедился в том, насколько сильно мне с тобой повезло.

Мы немного помолчали и казалось, что в этом молчании рождается что-то новое, что-то личное и такое правильное, что-то к чему я с Германом так долго и трудно шла.

— Не знаю, — вдруг продолжил он, — насколько я хороший муж для тебя, насколько вообще отвечаю твоим представлениям об идеальном мужчине, но я буду стараться. Никогда прежде я не хотел работать над собой. Разговор с теми, кому я не нравился, был предельно коротким. А ты, Арина, ты меня каким-то неуловимым образом заставляешь меняться в лучшую сторону и мне это чертовски нравится.

— Герман, пойдем со мной, — я стала на ноги и протянула руку.

— Зачем? — он показался мне немного сбитым с толку.

— Просто идем, — я улыбнулась, чтобы этот момент не выглядел так загадочно-мрачно.

Герман подал мне здоровую руку, и я осторожно повела его к выходу из спальни, затем по коридору и остановилась у приоткрытых дверей детской комнаты.

— Вика еще спит, поэтому постарайся не шуметь, — прошептала я.

Мы вошли внутрь и остановились прямо у кроватки. Герман крепче сжал мою ладонь и улыбнулся. Он долго рассматривал нашу дочку, ласкал ее отеческим взглядом и, кажется, дышал с ней в унисон.

— Мне не нужен никакой идеальный мужчина, — тихо проговорила я. — Именно ты, такой какой есть на самом деле, подарил мне возможность стать матерью. Ты, а не кто-то другой. Именно ты так сильно беспокоился о том, чтобы детскую сделали самой лучшей, самой комфортной и красивой. Ты ценой своей жизни ринулся защищать нашу дочь и после этого думаешь, что не соответствуешь моим представлениям о настоящем мужчине?

Герман слушал и смотрел на меня с высоты своего роста таким распахнутым, искренне удивленным взглядом, что я вдруг захотела смеяться. Сдержалась, чтобы дочку не разбудить. Иногда мой муж умеет быть забавным, причем это у получается него совершенно ненамеренно.

— Я люблю в тебе всё, Зацепин. Начиная от аромата сигар и заканчивая кончиками твоих ресниц. Поэтому советую тебе это запомнить, — я приподнялась на носочки и легонько ткнула подушечкой указательного пальца прямо в центр лба, где у Германа чаще всего возникает глубокая вертикальная морщинка, когда он думает или злится. — И если тебе трудно принять ту мысль, что ты не хуже остальных, то у нас впереди есть еще вся жизнь, чтобы я тебя научила принимать и любить себя.

— Не знаю, готов ли я стать учеником. Характер у меня та еще заноза в одном месте, боюсь, ты посчитаешь меня безнадежным и окончательно разочаруешься, — Герман тоже подхватил эту незримую волну легкой игривости.

— Даже не мечтай об этом, — я прижалась щекой к его груди и услышала, как бьется родное сердце. Мне так сильно не хватало этой мелодии. От удовольствия глаза сами собой закрылись.

— Любимая, — тихо в волосы выдохнул мне Герман и обнял одной рукой за талию. Такое простое слово, которое почему-то редко можно услышать среди людей, чаще, наверное, брань звучит, чем что-то хорошее.

— Любимый, — я смущенно улыбнулась и почувствовала долгожданную свободу от прошлого, от обид и всего того, что мешало мне прямо смотреть в будущие.

Сокровенный момент полного единения двух людей, их душ, нарушился забавным детским кряхтением. Всё-таки разбудили. Я осторожно выскользнула из объятий Герман и включив светильник, взяла Вику на руки, чтобы предотвратить ее плачь и окутать родительской любовью, которую ни за какие деньги мира не купишь.



Эпилог.