Нелюдь

А он целует и щеки мои, и глаза, и снова дрожащие губы, не двигаясь и очень тяжело дыша. Дрожит весь. Оба дрожим. Провела кончиками пальцев по его мокрому лбу по вискам и по скулам, а у него от напряжения вена на виске пульсирует и руки, которыми свой вес надо мной удерживает, дрожат в локтях. Привыкла к нему в себе, невольно сжалась, ощущая так плотно внутри, и он резко выдохнул, а потом толкнулся во мне, и мы оба застонали. Мне кажется, его взгляд так же медленно погружается в мой, как его плоть в мою плоть. Не отпускает, держит, приоткрывая все шире рот по мере того, как входит глубже, и я невольно любуюсь, какой он красивый в этот момент. Ослепительно красивый, напряженный, сосредоточенный… только на мне. Я — его вселенная и никем другим я себя не чувствую. С ума сводит эта его острая необходимость во мне. Отпустила мышцы, расслабляясь, доверяясь своему мужчине, позволяя ему погрузиться глубже.

И его первое "люблю" для меня. Такое хриплое, острое, режет тоненьким лезвием, вскрывает вены, запуская в них этот яд зависимости от его голоса, от его рук, тела, ласк и вот этих слов. И уже громче "люблю", толкаясь сильнее, заставляя меня стонать в ответ и закрывая мне рот рукой, потому что громко… потому что гортанно и очень громко, потому что я от панического возбуждения не в себе.

Кусаю его ладонь с каждым толчком, и это ощущение его члена там, оно сильнее, чем пальцы. Это мощнее… намного мощнее. Выгибаюсь под ним, чувствуя, как что-то нарастает внутри… неизведанное, темное. Намного темнее жажды ласк и поцелуев, нечто опасное и жуткое. Оно хочет меня поглотить всю без остатка, и я снова сжимаю его член, чтобы всхлипнуть от ощущения наполненности и трения пульсирующим клитором о его плоть с каждым толчком все сильнее и сильнее. По краю бездны… и как же я хочу туда упасть.

* * *

Утянула. В себя утянула намертво. И я на дно пошел. Я пойму гораздо позже, что приобрел новую зависимость — необходимость видеть ее такой открытой для меня одного. Зависимость от ее стонов хриплых, смешанных со всхлипами, и от вкуса ее поцелуев именно в такой момент — яростно-страстных. Когда зол на себя и на нее за то, что жадно хочешь всю до последней крошки себе забрать и не можешь. Когда впиваешься до синяков пальцами в мягкую плоть, и рычишь, заглушая собственный голос поцелуями.

Скользить все глубже в ней. Все быстрее. Движениями рваными, сильными. Стискивая пальцами колыхающуюся над корсажем платья от резких толчков грудь с острыми, красными, искусанными мной сосками. Тогда она меня заразила этим безумием. Этим ненормальным решением забрать ее с собой. Потому что не смогу оставить. Решением инфицировать ее собой так же сильно.

Подхватил ее ноги под коленями и рывком к груди ее поднял, меняя угол проникновения. Не успел рот прикрыть и засмеялся от громкого вскрика. Вкусно. Немыслимо и так вкусно слышать ее крики наслаждения. И острой болью понимание — никогда со мной не будет так. Только втихаря. Только тайком. Как нечто постыдное и недостойное — связь со мной. Обозленными толчками. Все более мощными. Каждым движением бедер доказывая ей и себе, что моя.

Твою мааать…

Ладонь между нашими телами просунуть и клитор растирать, глядя, как глаза закатывает, откидывая голову назад. Извивается все сильнее, кусая губы… понимает ли, что до крови кусает их? Охренительное зрелище. Зубами в собственный язык вонзиться, не позволяя себе взорваться, желая, до боли желая сначала почувствовать вкус ее оргазма.

* * *

Он кажется мне красивым, как Бог, и таким же сильным. Несмотря на лязг его цепи по полу от каждого толчка во мне, он ведет, он главный, он властвует, он хозяин. Мой хозяин. Моего тела, моей души и моей жизни. Это ощущение никогда не исчезнет. И я смотрю на него с мольбой и с четким осознанием, что он даст мне то, что я предвкушаю. Даст мне это черное, вязкое и невероятно мощное, закручивающееся спиралью внутри.

Сильная пульсация внизу, между складками плоти, настолько острая, что я начинаю двигаться ему навстречу в поисках облегчения агонии. И от каждого толчка темнеет перед глазами, и голова из стороны в сторону мечется. В невыносимом "мммммм" выгибаясь под ним, скользя сосками по голой груди, мокрой от пота, впиваясь в его спину ногтями и тут же ослабляя хватку, ощутив под подушечками шрамы, и он зло толкается внутрь, все же заставляя впиться, не жалеет, требуя не жалеть. Он любил отдавать всего себя без остатка, до последней капли, до последнего вздоха. И так во всем, что он делал. Но он так же и отбирал. Безжалостно и до самого конца. Все, что хотел, все, что считал своим, он отрывал для себя даже с кровью.