Сумасшедший взгляд. Никогда я больше ни у кого не видела этого взгляда, которым сжигает, которым заставляет мурашками покрываться от дьявольского желания впитывать его голод. Бесконечный, жестокий, как и он сам, голод. Саша умел смотреть на меня так, будто я единственная женщина во вселенной… а ведь тогда я и правда была для него единственной. По крайней мере, единственной с кем он был, потому что хотел этого сам.
И этот взгляд на мою грудь. Серьезный, отчаянный, словно это не просто желание, а потребность, и у меня от этого взгляда напряглись и вытянулись соски в дикой жажде ощутить его ласку. За шею взял, и мои глаза от наслаждения закрываются. Несколько секунд очарования до болезненной хватки на моем затылке. И пальцы мои сжал с такой силой, что от боли невольно дернула руки в попытке освободиться.
Зарычал по-звериному, а я голову назад откинула, жмурясь, а потом обратно к нему щекой по его щеке, пытаясь сплести свои пальцы с его пальцами, вместе с прутьями решетки, к которым он меня прижал.
— Я не боюсь тебя… сделай мне больно. Давай. Мне все равно, что от тебя принимать — боль или ласку. Лишь бы от тебя. Потому что нет никого и не будет никогда. Ты только есть.
Идиотка. Маленькая наглая идиотка. Завела взглядом одним своим. Затуманенным, потемневшим. Когда светло-зеленое озеро ее глаз начало тиной затягиваться, превращаясь в болото. Утягивает меня в него… И слова эти ее. Так дерзко. И в то же время понятия не имеет, на что нарывается. Вызов бросила и стоит, рвано дышит. Грудь округлая судорожно поднимается и опускается, под платьем соски выступают острые… Черт.
Сорвался я. Прямо с прыжка в болото сиганул. Губами в губы ее впился, жадно выдох глотая.
Так сладко. Вашу мать, как же сладко это было. Языком ожесточенно вдираться в мякоть ее рта, прижимая ее язык к низу, сплетая его с моим. Руки отцепила от прутьев и за шею обхватила, льнет ко мне, прижимаясь мягкой грудью к моей.
Оттолкнул ее от себя и усмехнулся, в глазах, широко распахнутых, растерянность увидев. Опрокинул ее на спину, наваливаясь сверху, раздвигая коленями ее ноги. Носом по шее, вдыхая аромат мыла и ее собственный. Тот самый, на котором, словно наркоман на дозе, сидел.
Скользнул ладонью вниз к груди, туда, где острый сосок мне в руку уперся. Сжал грудь, приподнимая ее, собирая языком вкус нежной кожи. Извивается подо мной, поднимая бедра и потираясь промежностью о болезненно-ноющий член.
— Тсссс, девочка… твою мааать, Ассоль.
Прикусил за горло, тут же затыкая ей рот поцелуем и поигрывая с тугой вершиной груди. То оттягивая ее, то щипая, выдыхая каждый раз, когда выгибается назад, подставляя грудь моим рукам. Изнывает моя девочка. В глазах непонимание и мольба.
А меня продолжает колотить. От понимания — сегодня не остановлюсь. Сегодня возьму свое. Плевать где. Плевать как. Своей сделаю. Иначе сдохну, если не узнаю, каково это — быть глубоко в ней, выбивая стоны и крики наслаждения.
Мне стало мало просто отдавать. Катастрофически мало с ней. Не хочу так. Большего хочу. Брать. Алчно брать то, что мне обещала. И к дьяволу последствия.
Руку вниз повел, задирая подол платья и накрывая ладонью плоть.
— Дряяяяянь… какая ж ты дрянь.
Поймал ее усмешку. Пришла ко мне без белья. Коснулся горячей плоти пальцами, и обоих подбросило в напряжении. Зубами в сосок вцепился через ткань платья, поглаживая пальцами влажные складки, не отрывая взгляда от ее бледного лица, которое заливал румянец возбуждения. Не выдержу, мать ее. Вот теперь точно не выдержу.
Потому что пришла падать в его бездну, на самое дно, потому что да, дрянь бесстыжая, повернутая на нем и на нашей дикой связи. Я хотела заставить его забыть обо всем со мной. Я и сама с ним забывала о том, кто я. Здесь, в этой клетке находился мой мир, моя жизнь, мой космос, моя извращенная нирвана. Потом я буду бывать в таких местах, куда попадают лишь избранные мира сего… я буду на самой вершине славы и богатства, а меня всегда будут мучить воспоминания о клетке, в которой я была так безгранично счастлива. С ним рядом, под ним, на нем, в его руках. Обезумевшая от его дикости, от поцелуев бешеных, от скольжения рук по моему телу лихорадочных.
Дааа, все твое. Все только твое. Каждый миллиметр, каждая мурашка на моем теле, вызванная твоим прикосновением, принадлежит только тебе. Каждый стон и вздох. Жадно сжимает мою грудь, а меня ведет, и адреналин от пережитого шока с ума сводит, подливает масла в наш с ним бурлящий кипяток. Впервые он на мне вот так. Всем телом. Раньше никогда не ложился, только рядом, сбоку или внизу, но не на мне, а сейчас всем весом придавил, и от ощущения его твердого члена на своей горящей плоти выгнулась навстречу, бесстыдно потираясь об него, скользя вниз-вверх в примитивном желании взорваться под ним.