Нелюдь

– Сейчас я покажу тебе, как я тебя люблю, – тем же хриплым голосом произнес Макс и, взяв миску с остывающим шоколадом, запустил туда пятерню. – Сейчас… покажу…

Он шлепнул вязко-коричневое месиво на бледную грудь Валентина, и тот судорожно вздохнул. Следующую порцию шоколада Макс размазал по своим гениталиям. Ухмыльнувшись, он поудобнее обхватил плеть, другой рукой схватив цепь, к которой был пристегнут его любовник.

Валентина застонал, и его крик слился с щелчком хлыста по обнаженному телу.

Когда все было закончено и некоторые особо глубокие царапины Валентины были продезинфицированы и заклеены пластырем, они в изнеможении распластались на постели.

– Ты зверь, – прошептал Валентина, медленно водя указательным пальцем по накачанному бицепсу Макса. – Яростный, дикий, необузданный… Жестокий. Не знающий пощады… Но я люблю это… Правда, мы извращенцы? Нас нужно лечить, Макс?

– Не знаю, – лениво отозвался тот. Он молча разглядывал потолок, на котором в свете уличных фонарей отражались скрюченные тени деревьев. – Думаю, все в той или иной степени извращенцы. Просто кто-то держит в тайне свои грязные секреты до самой смерти… А кто-то нет. И даже выпячивает их наружу. Нате, мол, смотрите, я такой, какой есть, и мне плевать, нравится вам это или нет.

– До самой смерти, – эхом повторил Валентина. – Ты сегодня говорил про наше будущее… Но я не хочу ждать, Макс. Мне надоела эта съемная комната. Я ненавижу соседа, мерзкого потного сантехника, который вечно пердит и воняет перегаром! Однажды он назвал меня гомосеком. Я хотела ему глаза выцарапать! Подумать только!

– А разве это не так? – хмыкнул Макс. Видя, что тот насупился, он легонько пихнул любовника в худой бок: – Не дуйся.

– Я хочу к тебе, – продолжил после паузы Валентина. – Я устала прятать свое настоящее «я». Я хочу одеваться в красивые платья и носить босоножки на высоких каблуках! Я хочу красить губы! Я мечтаю, чтобы в моем паспорте вместо долбаного «Валентина» значилось «Эйприл»! Или хотя бы «Джейн»! Я хочу улыбаться и радоваться жизни! А не бояться, что мне в подворотне пьяные гопники надают по щам и снимут штаны, засунув туда бейсбольную биту!

Макс вздохнул. Ему было нечего возразить на этот крик души, пылкий, отчаянный, от которого одновременно веяло какой-то опустошенно-ледяной безысходностью.

Помолчав, Валентина вновь заговорил:

– У нас на работе есть одна сучка. Нос картошкой, вся в прыщах и постоянно под мышкой чешется. Не пойму, она там не бреет, что ли, и у нее вши завелись? Но я о другом. Эта манда с мужем ездили отдыхать в Мюнхен, и она рассказывала, вот, мол, идем по улице, а навстречу мужик под два метра ростом, в розовых шортиках и такой же розовой пушистой блузке. Обут в туфельки, ногти накрашены, а сами ноги выбриты так, что по ним хоть шелковый платок пускай, соскользнет… И эта сука, скребущая ногтями под мышкой, брезгливо так выдает:

«Я еле удержалась, чтобы не сблевать. Чертов гомик. Я бы ему очко монтажной пеной залила, пусть знает, для чего жопа нужна…»

– Ну и что? – без особого интереса спросил Макс. – Нашла на кого реагировать. Пусть тявкает.

– А то, что я сама еле сдержалась, чтобы не перегрызть этой твари глотку, – злобно процедил Валентина. – На Западе за такие высказывания эту тварь привлекли бы к суду! Будь моя воля, я бы таких моралистов сжигала заживо. Не удивлюсь, если и она, и ее гребаный муж сами мечтают о чем-нибудь таком… Втайне от всех.

– Послушай, все хотел тебя спросить… При мне ты отзываешься о себе в женском роде. Как ты умудряешься себя контролировать на работе и вообще везде?

Валентина пожал плечами.

– Я привыкла, – просто ответил гей. – Когда я вижу тебя, то ощущаю себя твоей любимой женщиной… Мне нет нужды следить за своей речью, это происходит неосознанно. Понимаешь?

Несколько минут они лежали в полном молчании.

– Насчет моего отца, – наконец произнес Макс. – Чтобы закрыть эту тему окончательно.

– Ну?

– Он все ждет, когда я приведу к ним домой невесту для знакомства. Напрягается, почему я не женюсь. Задолбал уже.

– Приведи меня, – предложил Валентина, погладив мускулистую грудь Макса.

– Ага, – мрачно согласился парень. – Голого, с ошейником, с размазанным на заднице шоколадом. Отец будет в восторге. Тогда уж надо одновременно «Скорую» вызывать.

Они захихикали, лаская друг друга.

– Ты сегодня какая-то другая, – неожиданно сказал Макс. Он приподнялся, внимательно глядя на любовника. – Что-то случилось?

Валентина кашлянул.

– Вот что значит привязанность, – дрогнувшим голосом проговорил он. – Ты мгновенно чувствуешь перемены во мне… Я тебе когда-нибудь рассказывала о своем старшем брате? Его звали Дима.

– Ты говорила, что он умер в детстве, – осторожно сказал Макс. – Но в нюансы не вдавалась. Это был несчастный случай?

Валентина долго молчал, словно еще раздумывая, стоит ли посвящать любовника в подробности смерти своего брата, затем все-таки заговорил: