Нелюдь

Закрепив ошейник на его шее, Валентина обмотал цепь вокруг торчащего из стены крючка арматуры. Цепь оказалась короткой, отчего передние лапы Макса практически висели в воздухе.

Не сводя с собаки гипнотизирующего взгляда, Валентина отошел на пару метров, любуясь проделанной работой. Затем вытащил из внутренного кармана «косухи» фляжку, отвинтил крышку, сделал долгий глоток и вытер губы.

– А я ведь искал тебя, – шепотом произнес он, отставляя фляжку в сторону. – Искал. Макс мне не верил, что собаки так долго живут. Я верил, малыш. Верил, что судьба нас снова столкнет на узкой тропинке.

Макс был сбит с толку.

О чем он говорит? При чем тут возраст?! Какая судьба, какая тропинка?!

Тем временем Валентина вытащил из рюкзака громадный сверток из дерматина. И как только он его развернул, Макс все понял.

«Нет».

У него перехватило дыхание, когда он увидел предметы, которые Валентина по очереди раскладывал на захламленном полу. Кусачки… Молоток… Ножницы… Боже, а это что? Какая-то дубинка, утыканная гвоздями!

Он заскулил, умоляюще глядя на гея.

Оскалившись, Валентина перекинул дубинку из руки в руку.

– А ты, наверное, и забыл совсем, как моего брата жрал, да? – хрипло произнес он, приближаясь к Максу. – Забыл?

Гей в упор смотрел на собаку. Тощую черную собаку с рваным ухом и белым пятном под глазом.

«Не надо, Валя… Прошу тебя», – чуть слышно проскулил Макс.

После первого удара он обмочился.

Второй удар пробил гвоздями череп, и Макс пронзительно завизжал. Задние лапы разъехались в стороны, и он, дрожа, беспомощно повис на цепи.

Третьим ударом был выбит оставшийся глаз, и наступила темнота.

Но еще очень долгое время истерзанное тело Макса чувствовало, что с ним вытворялось.

* * *

Спустя несколько дней один молодой человек бродил в подмосковном лесу. Он не был грибником или любителем природы, но о своем хобби предпочитал не распространяться.

Наконец он нашел то, что искал.

Белка.

Ярко-рыжий зверек резво бежал по стволу тополя, и ему понадобилось сделать три выстрела из пневматического пистолета, чтобы ранить его. Припадая на раненую лапку, белка скользнула вниз и… исчезла в старом трухлявом скворечнике.

Юноша нахмурился. Он был каким-то неправильным, этот скворечник. Грубо сколоченный, как будто его делали очень давно и наспех, в потемках, неровно распиливая доски и с трудом попадая молотком по шляпкам гвоздей.

Он подошел к нему, глядя в отверстие летка.

Тишина.

Набравшись смелости, парень сунул руку внутрь.

Его изумлению не было предела, когда он понял, что внутри пусто.

«Но ведь я видел! – с удивлением подумал он, вытаскивая руку обратно. – Где эта чертова белка?!»

Ойкнул, когда заметил крошечную ранку на ладони.

Молодой человек решил, что это заноза.

Недоверчиво оглядываясь по сторонам, он открыл барабан пистолета. Его потрясение возросло, когда ему стало ясно, что все пули в гнездах.

«Что здесь произошло?! – поразился он. – Я что, даже не стрелял?! Не иначе, глюки!»

Спрятав пистолет в рюкзак, он торопливо пошел к трассе.

О ранке на ладони в этот момент он даже не вспоминал.

Вместо эпилога

Валентин Фадеев, бывший любовник Макса, оказавшись без финансовой поддержки друга, быстро опустился на дно. Парикмахерская, в которой он стриг клиентов, закрылась, а на новую работу его не брали. Из съемной квартиры его тоже выгнали. Имеющиеся у него деньги быстро закончились, и он был готов делать минет в привокзальных туалетах за кусок хлеба. Очень скоро он заразился СПИДом, но умер вовсе не от заболевания. Его изрезанный ножом труп случайный прохожий обнаружил в кустах возле ночного клуба.

Тело зверски замученной им собаки все еще лежит в заброшенном помещении трансформаторной будки.

Максим Назаров до сих пор числится пропавшим без вести.

Его отец начал пить, мать часто ходит в храм. Молясь, она призывает Бога вернуть ей сына. Об искалеченной собаке с выбитым глазом она давным-давно забыла.

Громов Вадим

Рассказы

Во тьму

«Сейчас возьмёт, и – сядет… Глаза откроет».

Мысль не стучала или билась в голове, она скорее текла. Отрешённо, вязко – как густой сироп: не собираясь исчезать.

Камский неотрывно смотрел на лицо Альбины – по-прежнему милое, спокойное и удивительно беззащитное, уже неподвластное всем земным волнениям и тяготам. Именно эта беззащитность выворачивала и рвала душу Константина больше всего. Ему упорно казалось, что там жене обязательно будет плохо. И есть только одна-единственная возможность быть возле любимой. А для неё сейчас слишком рано…

«Глаза откроет и скажет: „Куда ж я от вас?“»

Ладонь ощутила движение, а следом раздался тихий вскрик Женьки:

– Папа, больно!

Константин опамятовался, разжал пальцы, чересчур сильно стиснувшие плечо сына.

– Прости…

Женька молча кивнул, не отводя взгляда от гроба матери. Камский долго колебался, стоит ли брать его на похороны, но всё-таки взял. Десять лет парню, пусть лучше увидит, осмыслит и переживёт эту боль сам, чем потом прятать взгляд и неуверенно бормотать небылицы про «долгий отъезд» или что-то подобное…

«Куда ж ты от нас?!»