Высохшие пальцы зашарили по ручке кресла. Где-то в глубине дома прозвенело, и на веранде появилась девушка лет двадцати. Волосы ее были заплетены в две светлых тугих косы с черными, словно у горностая, кончиками.
– Нита, – сказал Ли, – брось это в миксер. И проверь по синей шкале. Может, в клетках еще остались плазмовирусы. Эта штука может создать вторичные области осеменения.
Помедлил секунду и добавил:
– Это правда, что назначение тебе выпросил принц Севир?
– Да. Заодно он выпросил себе флот.
В глубине изящной виллы, за кораллами и плачущими фонтанами, начиналось длинное здание лаборатории. Один этаж сверху, три внизу.
Руку уволокли куда-то в стерильные залы, ошпарили жидким кислородом, разделали на образцы и унесли. Родай Син облачилась в костюм биозащиты и тоже спустилась вниз; старик покрикивал на нее, гонял то туда, то сюда.
Станис Трастамара сначала наблюдал с балюстрады, отделенной от операционного зала поляризованным кристаллопластом. Часа через три он соскучился, поднялся по лестнице и вышел в сад.
Сад, расположенный между виллой и лабораторией, был залит белым сверкающим светом. Солнце еще не взошло, но восток Кольца уже пылал вишневым и алым.
К удивлению Трастамары, кораллов в саду не было. Вдоль песчаной дорожки ползло какое-то непонятное растение, с толстыми зелеными рожками и желтыми цветками на стебельках, а чуть дальше начинались кусты. На кустах росли красные и розовые цветы, свернутые в тугие бутоны. Генерал протянул руку, чтобы потрогать цветок, и тут же, чертыхнувшись, ее отдернул: в палец ему вонзился изрядный шип. Трастамара никогда не видел такого.
– Я хочу воды, – сказал цветок.
– И много тебе нужно?
– Хочу, чтоб меня полили.
Трастамара пожал плечами и отправился к началу дорожки. Ему казалось, что там он видел пульт регулировки системы орошения.
Когда он вернулся, он увидел в саду прапрадеда. Старик парил в кресле, не касаясь земли. За ним вздымались зеленые заросли с красными и розовыми цветами.
– Знаешь, что это за цветы?
Трастамара покачал головой.
– Это роза.
Станис удивился. Красные бутоны не имели почти ничего общего с обычной розой – изысканным лоеллианским цветком, сложным переплетением тычинок, ложноножек и многократно изогнутых лепестков. Он никогда не слыхал, чтоб у розы были шипы.
– Настоящая роза. С Земли. Я пытаюсь восстановить генетические копии земных растений. Во дворце считают, что я на старости лет впал в детство.
– А… разве земные растения умели говорить? – осторожно справился Трастамара.
– Пара лишних кодонов. Их можно убрать в любой момент.
Старик помолчал. Краем глаза Станис заметил, как шевелятся кусты за дорожкой, и положил ладонь на рукоять веерника. Из кустов вышел бело-рыжий кот, подошел к ногам Станиса и начал о них тереться. Теперь Станис и сам заметил, что невзрачные растения в саду поражали разнообразием форм.
– Я не знал, что ты знаешь, кто создал Плащ.
– Я кое-что слышал от деда.
Ли Трастамара молчал. В небе над Митрой пылал ледяной мост Кольца; синие и серебряные кораллы, казалось, тянулись к небу, и в маленьком садике под ними цвели невзрачные розы Земли – возможно, единственные розы во всей огромной Галактике.
– Это была великая война, – сказал Ли Трастамара. – И у человечества не было шансов.
– Это не то, что нам говорили в школе, – сказал Станис.
Ли засмеялся, хрипло и грубо.
– Правда – это военная тайна, – сказал Ли. – Ты знаешь, как размножались ттакки? Помет рождался у самки каждые сорок стандарт-дней. И в каждом помете было триста особей. Триста замечательных девочек, которые могли все. Рожать. Думать. Строить космические корабли. Сражаться. Жрать все – ты знаешь, что они жрали все? Вообще всю органику, которая существовала на Ттакке? Они жрали кору деревьев и сырую рыбу, и человечину они тоже жрали. Ты когда-нибудь видел крейсер, разнесенный взрывом, тела, которых вывернуло наизнанку через дыру в скафандре, – и девочки выцарапывают их из скафандра, как из ореховой кожуры, и жрут?
Живоглот засмеялся снова.
– Бедные девочки. Им всегда не хватало еды. Триста особей за сорок дней. Раса с такой плодовитостью жрет все.
Бело-рыжий кот недовольно отошел от Станиса и вспрыгнул на колени своего престарелого хозяина. Тот рассеянно погладил кота.