– Правила простые, – проговорил Нокс. – Кого вышибут из круга, тот выбывает из боя. Кого нокаутируют, тот выбывает из боя, и я делаю с ним все, что мне заблагорассудится. Никакой жалости. Единственный выход – остаться стоять, где стоишь, или броситься в огонь. Уловили? Ох… как же я мог забыть? Поскольку деретесь вы двое, я изменяю свои собственные правила. Никаких способностей. Вам предстоит кулачный бой, девочки, так что не сдерживайтесь.
Мы с Вайдой обменялись быстрыми взглядами. Я понятия не имела, о чем она думала, но тут же начала соображать, как ей быстро и без обмана меня победить. Отказ от драки означал бы, что сделка не состоится, но я не была в восторге от идеи, что Вайда вытолкнет меня из огненного круга.
– А как насчет сделки?! – крикнула я. – Запасы в обмен на разрешение присоединиться к одному из охотничьих отрядов?
Нокс напрягся на слове «запасы», а, что еще важней, дети подались вперед. Небольшое напоминание о жадности их вожака.
– Проклятье, – процедил он, – ну ты и зануда. Выиграй – и я, может быть, подумаю.
Сделав несколько шагов назад, я закрыла глаза. С какой силой ей нужно ударить, чтобы нокаутировать меня с одного раза?
– Введите его! – увидев нашу реакцию, рассмеялся Нокс. – Что? Вы, правда, думали, что будете драться друг с
Вайда развернулась в сторону пролома в одной из стен здания за моей спиной. Мне в этом не было нужды. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять: неважно, что она увидела, дело было плохо.
Наверху было раздался шепот, но быстро стих, заглушенный другим звуком: рокотом, протяжным низким урчанием чего-то тяжелого, что волокли по земле.
По спине сбежала струйка пота, реагируя на натужное кряхтение, рычание, больше походившее на стон, звон чего-то, что могло быть только цепями.
Разум – странная штука, а мой – еще более странный, по сравнению с другими. Сам выбирает, о чем ему помнить, и даже решает, какие воспоминания оставить особо четкими и острыми, как осколки стекла. Такие воспоминания навсегда прорастают в тебе, неожиданно всплывая от звука или от запаха. Я столько всего забыла о своей жизни ДО того, как меня забрали солдаты, но будь я проклята, если мне когда-нибудь удастся изгнать из памяти хотя бы одно черное воспоминание о лагере.
Я не могла забыть о том, как нас распределяли по цветам, и, тест, который едва не завалила.
Не могла забыть лицо Сэм, когда стерла из ее памяти воспоминания о себе.
Не могла забыть блеск черных автоматов в лучах летнего солнца или снег, медленно падающий на электрический забор.
Не могла забыть длинную вереницу тех, кого посчитали опасными, скованных друг с другом железными звеньями, их лица за кожаными намордниками.
– Что… Что за фигня? – выдохнула Вайда, протягивая руку, чтобы дернуть меня себе за спину.
Там стоял он: кожа голубовато-бледная, одетый в драные камуфляжные штаны и рубашку, которая висела на тощем теле с впалой грудью. Сперва я подумала, что это мой ровесник, хотя кто знает. Сейчас он выглядел скукожившимся и обмякшим. Однако, глядя на безразмерные в сравнении с его телом, больше напоминавшим сдувшийся воздушный шар, штаны, я подумала, что раньше парень был гораздо крупнее.
Нокс позаботился о том, чтобы его оплетало достаточное количество веревок и цепей. Рот перерезала бандана, стиснутая между желтыми зубами, а я могла думать только о том,
Покрытые корками веки, обведенные синяками глазные впадины, глаза черные и бездонные. Он смотрел на нас, сквозь нас, в нас.
Теперь я поняла, что кричала Оливия. Ее голос высоко и ясно звенел в моем сознании.
«Красный. Красный, Руби, красный».
Глава семнадцатая
Бывают кошмары, а бывают –
– Дамочки, позвольте представить вам Дергунчика. – Казалось, Нокс упивался нашим замешательством. – Я подобрал его в Нэшвилле, он как раз сорвался с поводка СППшников. Шатался тут и там, дергаясь, как наркоман. С тех пор как я начал его обучать, Дергунчик прошел длинный путь. – Нокс махнул мальчишкам, которые с выражением неописуемого ужаса на лице поднялись и принялись перерезать ножом веревки, опутывающие Красного.
– Думаю, вы чертовски хорошо поладите, – усмехнулся Нокс. – Веселитесь.
Не припомню, чтобы кто-то на моих глазах улепетывал быстрее, чем эти двое, когда последняя цепь шмякнулась в лужу у ног Дергунчика. Он шагнул вперед, проходя сквозь огненную стену. Пылающий круг пошел рябью, на мгновение потускнев, и снова вспыхнул ослепительно-белым.
– Вот ведь ублюдочная сволочь, – пробормотала Вайда, поворачиваясь ко мне. – Типа натравил на нас живой огнемет.