Я буксовала, пробираясь внутрь, так лезвие проникает сквозь гору битого стекла. Его воспоминания были острыми, короткими и мелькали быстрее взмаха ресниц. Я увидела темноволосую девочку на качелях, женщину, склонившуюся над духовкой, стайку мягких зеленых ящериц, имя, печатными буквами накарябанное на полке. Потом все ускорилось – черные ботинки, проволочный забор, зеленая искусственная кожа сидений школьного автобуса. Грязь, грязь, грязь, копание до одури, скрежет цепей, защелкивающийся намордник, огонь во тьме, разгоравшийся все жарче и жарче. Мне приходилось напоминать себе дышать. Огненный воздух воспламенял легкие.
Среди сломанных изображений я обнаружила точеное лицо Клэнси – он стоял за стеклянной стеной, прижав к ней руку. Он всегда возникал откуда-то из тьмы, словно возвращавшийся кошмар. Клэнси что-то вещал, и каждая мысль взрывалась белым.
Зрители продолжали вопить, невозможно было разобрать ни слова в этом крике – невнятное бормотание и невыносимый шум разрывали уши. Но в моих руках был Красный; я могла управлять его силой и чувствовала ее так глубоко, словно огонь бежал по моим собственным венам. Я повернулась к Ноксу и остальным, которые ошеломленно смотрели на нас с безопасной высоты.
«Теперь не с безопасной», – подумала я, возвращая свои мысли к Красному. Что сделает Нокс, когда я натравлю на него его маленького питомца, когда почувствует огонь на своей коже?
Дергунчик уставился на меня, его зрачки сузились, потом резко расширились до предела, и снова стали крошечными. Губы начали потихоньку шевелиться, испуская низкие стоны боли, пока он, наконец, не заплакал. Он ждал команды. Приказа.
Это имя было написано на его двери, это имя с любовью шептала его мама, укладывая сына спать.
Его звали Мейсон. Мои мысли выплескивались наружу, пытаясь постичь то, что случилось здесь и сейчас. Он жил в доме с голубым забором. Мама каждый день готовила ему обед. У него были друзья и собака, и все это испарилось, когда приехали какие-то люди и затолкали его в фургон. На стенах его спальни висели плакаты бейсбольной команды «Уайт-Сокс». Он катался на велосипеде на пустыре позади дома. Его звали Мейсон, и у него была жизнь.
Я опустилась на колени, прижимая руку ко лбу. Связь разорвалась со следующим обрывком воспоминания, возникшим у него в голове. Парень упал рядом с кучей мусора. Мгновение я не слышала ничего, кроме собственных надрывных вдохов и ударов сердца. Потом в мои уши ворвался какой-то звук – отвратительный треск.
– Прекрати! – услышала я крик Вайды. – Прекрати это!
Даже когда я увидела, что Мейсон поднял неровный обломок цемента и вмазал им себе по черепу, мой мозг все еще не смог понять, что происходит. С протестующим воплем Вайда вырвала обломок из его рук. Тогда Красный оторвал голову от земли, напряг шею и замолотил головой о камень. Он не останавливался, пока я не просунула руки между его лбом и холодной поверхностью, о которую он бился.
И тут сквозь дурманящее облако дыма прорвался запах крови. Я почувствовала что-то липкое и горячее через его густые волосы.
– Прекрати! – Вайда впилась в его плечи, пытаясь удержать парня на месте. Я вырвала из его пальцев еще один обломок цемента. Когда тот с грохотом покатился по полу, Мейсон сжал мою руку.
– …помоги мне, – прорыдал мальчик. – Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне, пожалуйста, не могу… не снова, о боже, о боже, они снова идут, я вижу их, они идут во темноте…
– Все хорошо. – Я наклонилась к нему.
– Помоги мне, – молил он, –
– Все хорошо, Мейсон. Все хорошо; ты в безопасности. – Я могла снова погрузиться в его мысли – моя сила переполняла меня. Могла стереть его память: все, через что он прошел, все, что пришлось ему увидеть. Могла оставить ободранные коленки, солнечные дни на детской площадке, нежную улыбку мамы. Только хорошее. Он это заслужил. Мейсона нужно было освободить.
– Мне страшно, – прошептал он, по его щекам текли слезы и кровь. – Я хочу домой…
Пуля просвистела так близко от моего уха, что царапнула мочку. Почувствовав укол боли и теплый прилив крови, я подалась к Мейсону, чтобы закрыть его собой. Стреляли сверху – я слышала, как Вайда что-то кричит, но поняла, что произошло, только когда она схватила меня за плечи, оттащила от Красного и швырнула на землю. Она не собиралась позволить Ноксу, или кто там выстрелил в меня, сделать еще один выстрел, точный.
Одежда пропиталась теплой влагой. Рубашка неприятно прилипла к коже; я попыталась ее расправить, но стоило только опустить взгляд, как руки замерли. Я никак не могла взять в толк, как из уха могло натечь столько крови.
– Нет, проклятье! – Голос Вайды прорвался через стоящий в ушах шум. – Нет, будь ты проклят!