Читаем Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945 полностью

— Проклятие! — вырвалось у командира. — Надо поторопиться, а то этот парень нас опередит.

Мы всплыли и пошли самым полным ходом. Танцующие снежинки падали так густо, что мы не видели носа собственной лодки. А никто из офицеров этих мест не знал.

Незадолго до того, как мы подошли к острову Транёй, погода прояснилась. Мы обогнали ту лодку.

Впереди увидели пароход, входивший в бухту. Мы пошли за ним в кильватере. Вскоре прочли на корме его название — шведский танкер „Страсса“. Его команду охватила паника, как только они увидели нас. Люди забегали по верхней палубе, стали надевать спасательные жилеты. Потом они взялись было спускать шлюпки. Некоторые размахивали руками, не зная, видимо, что делать. Фьорд был узким. Даже очень узким. По обеим сторонам высились отвесные скалы, хребты их были покрыты снегом. Наступал конец холодов, но там холодный ветер гулял вовсю.

Мы обогнали танкер, но никто на него не смотрел. Никому не было дела и до природных красот фьорда. Мы искали противника.

Тревога! В тумане появился силуэт эсминца, идущего курсом прямо на нас. Мы пустили опознавательную ракету. С эсминца ответили. Германский. Палуба была забита солдатами горнострелковых частей. Они кричали и махали нам руками.

Когда погода совсем прояснилась, мы увидели, что эсминец не дает шведскому танкеру пройти на север через пролив Тьелсундет.

Мы прошли Барёй. Солнце и снежные шквалы с необычной быстротой сменяли друг друга. Апрель. Таков апрель на Крайнем Севере.

У Рамсунда еще два эсминца. Это наверняка немецкие. Мы приблизились на дистанцию, позволяющую обменяться жестами.

Действительно, это были немцы. Они, оказывается, искали артиллерийские батареи, нанесенные на немецких картах, но так и не нашли их. Просто на самом деле этих батарей не было.

Мы шли без остановок, пока не вышли на назначенную нам позицию — в Офотен-фьорде. По обеим сторонам высились отвесные скалы, покрытые снегом. Фьорд был настолько узким, что мы видели разбросанные домики и даже отдельных лыжников на склонах того и другого берега.

— Отлично! — сказал командир. — Вот здесь мы и разобьем наши палатки. — И он попытался улыбнуться, однако мы испытывали сомнительное удовольствие от мысли, что мы здесь для того, чтобы сдержать преследующего противника.

Однако делу было суждено повернуться иначе.

10 апреля в середине дня разыгралась жестокая снежная буря.

— Слышу шум — повторяющиеся удары по корпусу! — доложил снизу из центрального отсека на мостик старшина рулевых.

— Что за шум? Что это?

— Не могу сказать точно, господин командир.

В 6.30 я тоже, находясь на мостике, услышал шум — было похоже на частое постукивание молотков, а скорее — жужжание. Шло оно с направления Нарвика. Сомнений быть не могло — это артиллерийская канонада. Неужели норвежцы оказывают сопротивление?

Гром артиллерийской перестрелки нарастал. Наблюдатель по левому борту обернулся, опустил бинокль и показал на берег.

— Торпедный катер или моторный баркас — но точно военное судно!

— Норвежцы дают деру. Что это еще может быть? — сказал командир.

— А если предположить, что нет?

— Да нет, все правильно. Нарвик пал — очевидно. И норвежцы удирают. Но если хотите, то дайте опознавательный сигнал.

Мы выпустили сигнальные ракеты. Мотор там перестал работать. Подходить корабль не стал. Через их головы мы дали пяток выстрелов из 25-миллиметрового орудия. В конце концов, не убивать же их просто так. Наконец до обитателей судна медленно, но дошло кое-что, и катер сдвинулся с места и направился к нам.

— Вы ничего не заметили? — с улыбкой спросил нас старшина рулевых.

Он опустил бинокль и потер руки в предвкушении чего-то веселого. Вначале лица у всех на мостике расплылись в улыбке, а затем раздался хохот.

Катер был набит солдатами горнострелковых частей из Инсбрука, из Ётцталя или, может быть, со Штубайских Альп. Они приветствовали нас, кричали, и мы дважды просили их что-то повторить. В радости они переходили на свой диалект, словаря которого у нас на борту не имелось.

Они медленно подошли к борту, и мы по кусочку собрали картину их задания. Им предстоит занять железнодорожную станцию Рамсунда. О событиях в Нарвике они знали не больше нашего.

Едва катер отвалил, я заметил, как из тумана выплыли три силуэта. Три белых буруна пенились у форштевней, словно три буквы „V“, нарисованные на фоне серого неба.

Боевая тревога!

Молнией исчезли мы с мостика, последним прыгнул в люк командир. Об атаке с нашей стороны нечего было и думать. Эсминцы моментально оказались над нами и так же быстро ушли дальше, как и появились. И вновь наступили покой и тишина.

Появился еще один эсминец. Дистанция малая, прямо по нашему курсу. Он держал курс к выходу из фьорда. Когда я глянул в перископ, то увидел высокий столб дыма. Через несколько минут лодка вздрогнула от сильного удара. В перископ мы увидели высокий столб огня, окруженный гигантским облаком дыма. Горящее судно разваливалось на части.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное