Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945

Мы говорили на общие, внешне безобидные темы, но, как сказал мне после войны адмирал сэр Джордж Гризи, в беседу вкралось несколько прощупывающих вопросов насчет Дёница. Потом я услышал точный отчет о всех моих операциях в Атлантике.

Все, что он сказал, было верно, у меня даже мурашки пробежали по коже, и я с трудом сохранил спокойствие, сказав с вежливой улыбкой:

— Действительно, очень интересно.

— Интересно?

— Конечно, вы не ожидаете, что я буду вносить уточнения. Многое здесь неверно. Но людям свойственно ошибаться.

— Конечно, мой дорогой Кречмер, конечно, это так. Я не собираюсь выведывать у вас секреты. Все, чего я хотел, так это лично познакомиться с одним из самых известных германских командиров-подводников. Просто хотел посмотреть, что это за офицеры и люди, которые противостоят нам. Я могу только высказать свои поздравления и выразить восхищение вашими подвигами, капитан Кречмер. Вы знаете, мы не можем понять, как вашим ребятам удается оставаться в надводном положении даже в скверную погоду… — Капитан 1-го ранга Гризи сделал паузу. — Причем вы можете атаковать и топить суда при погоде, при которой любой моряк думает только о том, как кораблю выстоять в шторм.

Что я мог ответить? Я вышел из положения, задав вопрос в свою очередь:

— Но ваши командиры подводных лодок тоже первоклассные моряки, моряки до мозга костей. Вы действительно находите это странным, что мы выходим в море в плохую погоду? Ваши ребята тоже не погружаются, когда преследуют цель…

— Ошибаетесь. Еще как погружаются, когда такая погода, какая была на протяжении этих последних нескольких недель.

Гризи просто не мог понять, как вообще можно брать пеленги с мостика подводной лодки, которую швыряет во все стороны. Его удивление было неподдельным и искренним».

* * *

А что случилось с «U-70» после первых интенсивных ударов по ней, во время которых подводная лодка была сильно повреждена?

О последних часах «U-70» ее командир, теперь доктор Йоахим Матц, пишет следующее:

«Тем временем мы сели с механиком и стали думать, сколько сможем продержаться под водой. Вывод получился не слишком обнадеживающим.

Если все пойдет хорошо, то мы сможем продержаться до второй половины дня. Больше батареи не выдержат. Мы израсходовали слишком много электроэнергии на вынужденные всплытия. Но, как обычно, техники осторожничают в оценках и оставляют за душой немножко. Так что мне показалось, что мы продержимся до вечера. Уходить в подводном положении было бессмысленным занятием.

И сжатого воздуха у нас было тоже мало, мы израсходовали его слишком много во время неоднократных всплытий, а времени набирать воздуха у нас не было.

И на глубине около 90 метров мы стали ждать новой порции глубинных бомб. Опыт научил нас, что на этой глубине мы были в относительной безопасности. Но надо было иметь терпение, много терпения, а потом — еще больше терпения.

Инициативой теперь владели британцы, которые могли преспокойно сидеть там наверху и каждые полчаса или около того сбрасывать порции глубинных бомб.

В лодке все было спокойно. Не занятые на вахте лежали в койках и ждали. В каждой важной точке находился вахтенный. В центральном посту старина Герхард Валь не спускал глаз с глубиномера. Лодка устойчиво держалась на глубине 90 метров, легкое движение горизонтальных рулей помогало ей в этом. Жужжание винтов было столь слабым, что его вряд ли удалось бы услышать. Они давали нам скорость хода между одним и двумя узлами. Гирокомпас перед рулевым еле шевелился, и рулевому было легко держать курс. Только старшина-радист на гидрофонах находился в постоянном напряжении, чтобы вовремя успеть предупредить об очередном приближении противника.

Потом они снова стали приближаться! Сверлящий шум винтов становился все отчетливее. Пеленг оставался неизменным, а это значило, что эсминец идет точно на нас. Потом мы услышали ритмичные удары винтов над головой. Двадцать секунд давящей абсолютной тишины — и беспорядочный гром разрывов очередной партии глубинных бомб вокруг нас. Корабль вздрагивал, содрогался от носа до кормы, открывались дверцы рундучков и приборов, со звоном билось стекло, но серьезного ущерба мы, слава богу, не понесли. Из разных отсеков в центральный пост стекались спокойные доклады. Механик немигающим взором наблюдал за своими приборами. Пока что все было в норме.

Все, кроме проклятой течи в шахте пеленгатора, которая стала весьма серьезной. Трюмные постарались законопатить ее, но на такой глубине их попытки, увы, обречены, давление воды слишком велико.

Час за часом проходили в молчании, прерываемом шумом винтов и взрывами новых атак противника.

Со стоическим спокойствием штурман отмечал на прокладочном столе каждую взорвавшуюся глубинную бомбу и в скобках — залп бомб.

Если бы не эта проклятая течь, я пошел бы вздремнуть в свою каюту.

Прошли еще часы, минутная стрелка еле плелась по циферблату. Мы жили ожиданием вечера. С этой течью ждать вечно мы не могли.