Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945

Придя на место недавнего сражения, я не обнаружил никаких следов норвежского китобоя. Я предположил, что он успел пойти на дно за это время. Но на том месте ходил эсминец. Вероятно, он снимал команду с китобоя. Эсминец заметил меня, я едва успел уйти на глубину.

Ночью мы загрузили торпеды в торпедные аппараты, дело это нескорое и трудоемкое. В процессе этого мы получили радиограмму от Лемпа, „U-110“, который обнаружил вблизи Исландии конвой, следующий курсом на юго-восток, в Канаду.

Нам опять удалось перехватить конвой. Я снова проник сквозь эскорт и занял свою излюбленную позицию между колоннами транспортов. Я расстрелял все наличные торпеды и поразил танкеры „Ферм“, „Бедуин“ и „Франш Конте“, а также сухогрузы „Венеция“, „Уайт“ и „Коршем“. После этого взял курс на базу.

По пути я проходил над Паршивой банкой – это буквальный перевод названия отмели к югу от Исландии. Для нас эта банка оказалась поистине паршивой, потому что здесь я попал в когти сразу целой группы эсминцев. Лодка была сильно повреждена взрывами глубинных бомб. Топливные систерны стали давать течь,[11] винты отказали, и мне пришлось всплыть – или навсегда уйти на дно. Когда я всплыл, один из эсминцев находился в превосходной позиции, чтобы произвести по нему выстрел. Но если бы даже у нас была хоть одна торпеда, мы не смогли бы выстрелить, так как у нас не осталось и сжатого воздуха.[12] Два эсминца открыли огонь. Делать было нечего – мы покинули лодку. Мой механик, который снова спустился вниз, чтобы ускорить процесс затопления, погиб при исполнении своих обязанностей.

Эсминец „Уокер“ взял нас всех на борт. Там я узнал, что эсминец группы „Вэнок“ действительно за несколько минут до этого протаранил и потопил подводную лодку „U-100“ (Шепке). Самого Шепке постиг трагический конец. Его лодка была в надводном положении и неуправляема, когда эсминец протаранил ее. Шепке раздавило носом эсминца, так как удар пришелся между мостиком и перископом, где он и находился.

На борту „Уокера“ к нам относились превосходно. К моему изумлению, мне предоставили каюту командира. Вечером меня ждал новый сюрприз: в салон командира один за другим для встречи со мной стали приходить капитаны судов, которые мы потопили. И этим просоленным морским волкам, великим морякам и большим людям, отвели для сна общий салон, в то время как мне, немцу и врагу, предоставили каюту.

Британские капитаны вели себя с нами великолепно. Для них мы были моряками – жертвами кораблекрушения. В христианском морском духе, в котором они выросли, состарились и поседели, они делились с нами табаком и сигаретами, дружески заботились, чтобы я не знал ни в чем недостатка. Вечером, чтобы избегать разговоров, без которых мужчины вполне могут обойтись, мы играли в бридж. Пару партий сыграл с нами и корабельный врач.

Нас высадили на берег в Ливерпуле, потом отвезли в прелестный загородный дом под Лондоном. Этот маленький рай был организован отнюдь не для нашего удовольствия. По существу, это был один из лагерей предварительного допроса. В комнатах, где мы и нам подобные считали, что находимся в одиночестве, были установлены микрофоны, и каждое произнесенное слово записывалось на пленку и изучалось.

Однажды ко мне пришел британский офицер и пригласил сопровождать его к командующему службой борьбы с подводными лодками.

Возникли трудности с подысканием для меня подходящего цивильного костюма для встречи с капитаном 1-го ранга Гризи (в тогдашнем его звании). Наконец на офицерском складе нашли кое-что подходящее, за исключением пары ботинок, которые подошли бы на мою ногу. Но и эта проблема решилась. Один офицер из группы, работавшей с нами, лейтенант флота, вскочил, встал рядом со мной и сравнил наши ступни. Видя, что они примерно одного размера, он сбросил ботинки и предложил их мне. Ботинки подошли идеально.

По дороге сопровождавший меня лейтенант рассказал мне, что поначалу капитан 1-го ранга Гризи намеревался принять меня официально в адмиралтействе, однако потом поменял этот вариант на „частное“ приглашение в свою штаб-квартиру, занимавшую целый этаж. Лейтенант заговорил о Прине.

Лейтенант, очевидно, уже разговаривал до этого с офицерами с эсминца „Вулверин“ („Росомаха“), потопившего „U-47“, или, по крайней мере, читал отчет об операции. По его словам, лодка была обнаружена рядом с конвоем и забросана глубинными бомбами. Правда, после проведения второй серии бомбардировок не было никаких признаков поражения. Но вскоре после этого поверхность моря была потревожена страшным взрывом, сопровождаемым оранжевой вспышкой. Не нашли ничего – ни дощечки, ни облицовки корпуса, ни нефтяных пятен. Но „Asdic“ уже ничего не показывал.

Рассказывая, мой сопровождающий краем глаза посматривал на меня, желая увидеть мою реакцию.

Единственное, что сказал я, – что этот последующий взрыв кажется мне необычным и оранжевый цвет взрыва – тоже.

Прием у директора службы противолодочной войны можно описать почти как встречу старых друзей, она прошла отнюдь не в формальных рамках…