Читаем Немецкий с улыбкой. Г. Хольц-Баумерт. Истории одного неудачника полностью

Mutter las ihn (мама прочитала его; lesen) und blieb ganz gebrochen auf dem Schemel sitzen (и совершенно разбитая = и с разбитым видом осталась сидеть на табуретке; der Schemel; brechen – ломать, разбивать). Sie sagte nur (она только сказала): «Womit habe ich das verdient (чем я это заслужила; dienen – служить; verdienen – заслужить)? Du bist doch sonst ganz anst"andig, Alfons (Альфонс, ты же обычно очень порядочный = ведешь себя очень порядочно).»

«Ich habe nicht (я не..)...», begann ich wieder (снова начал я; beginnen). Aber weiter kam ich nicht (но продолжить я не смог; kommen).

Mutter sagte (мама сказал): «Junge, bleib bei der Wahrheit (мальчик, говори правду; die Wahrheit; bei der Wahrheit bleiben –говоритьправду, придерживатьсяистины: «оставатьсяприправде»).»


Mutter las ihn und blieb ganz gebrochen auf dem Schemel sitzen. Sie sagte nur: «Womit habe ich das verdient? Du bist doch sonst ganz anst"andig, Alfons.»

«Ich habe nicht...», begann ich wieder. Aber weiter kam ich nicht.

Mutter sagte: «Junge, bleib bei der Wahrheit.»


Sie legte mir die Hand auf die Schulter (она положила руку мне на плечо). «Du bist zu weich, Alfons (Альфонс, ты слишком мягок)», sagte sie, «du musst versuchen, ein richtiger Mann zu sein (ты должен попробовать быть настоящим мужчиной). Manchmal bist du zu sch"uchtern (иногда ты слишком нерешителен), und dann l"asst du dich anstiften (и тогда ты позволяешь тебя подстрекать). Ich glaube schon, dass du nicht von selbst geschw"anzt hast (я все-таки думаю, что ты не сам прогулял = что ты не сам догадался прогулять). Unter welchen schlechten Einfluss bist du nur geraten (под какое плохое влияние ты попал; der Einfluss)?»

Mutter und ich liessen den Kopf h"angen (мама и я опустили головы: «пустили голову повиснуть»). Nach einer Stunde sagte sie (через час она сказала): «Ach, Alfons, geh lieber einkaufen (ах, Альфонс, лучше сходи за покупками), ich mag deine Trauermiene jetzt nicht sehen (я не хочу сейчас видеть твое печальное выражение лица; m"ogen; dieTrauermiene; dieTrauer– печаль, скорбь

).»

Ich sollte Tee (я должен был чай; der Tee), Butter (масло; die Butter), Brot und ein Glas Senf einholen (хлеб и стакан горчицы купить; das Brot; das Glas; der Senf).


Sie legte mir die Hand auf die Schulter. «Du bist zu weich, Alfons», sagte sie, «du musst versuchen, ein richtiger Mann zu sein. Manchmal bist du zu sch"uchtern, und dann l"asst du dich anstiften. Ich glaube schon, dass du nicht von selbst geschw"anzt hast. Unter welchen schlechten Einfluss bist du nur geraten?»

Mutter und ich liessen den Kopf h"angen. Nach einer Stunde sagte sie: «Ach, Alfons, geh lieber einkaufen, ich mag deine Trauermiene jetzt nicht sehen.»

Ich sollte Tee, Butter, Brot und ein Glas Senf einholen.


Im Konsum war es sehr voll (магазин был полон = в магазине было полно народу; der Kons'um – потребление; /зд. магазин/). Ich fand nie das Ende (я никак не мог найти конец; finden; nie – никогда), wo ich mich anstellen sollte (где я мог бы встать /в очередь/), und lief zwischen den Leuten herum (и бегал между людьми; herumlaufen – бегать туда-сюда; herum – вокруг). Dauernd schoben sich welche davor (постоянно некоторые проталкивались перед = становились передо мной; sich schieben). Als ich endlich in der richtigen Reihe war (когда я, наконец, оказался в нужной очереди; die Reihe – ряд; очередь

), stellte ich fest, dass mir eine Mark fehlte (я выяснил, что у меня не хватает одной марки; die Mark; feststellen – установить, выяснить; fest – крепко; stellen – ставить). Wie ich mich ganz erschreckt umwandte (когда я, совершенно испуганный, обернулся; erschrecken – пугать; sich umwenden), erblickte ich einen Jungen (то увидел мальчика), der vielleicht einen Kopf gr"osser war als ich (который был, вероятно, на голову выше меня; der Kopf) und gerade eine Mark aufhob (и как раз поднимал одну марку; aufheben). Ich sah ihm in die Augen (я посмотрел ему в глаза; das Auge; sehen). Er nickte und sagte (он кивнул и сказал): «Ich habe sie eben verloren (я ее только что потерял; verlieren; eben – как раз).»


Перейти на страницу:

Похожие книги

И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата
И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям. В аналитических и комментаторских работах исследуются прежде ускользавшие от внимания либо вызывающие споры эпизоды истории русской культуры трех столетий. Наряду с сочинениями классиков (от Феофана Прокоповича и Сумарокова до Булгакова и Пастернака) рассматриваются тексты заведомо безвестных «авторов» (письма к монарху, городской песенный фольклор). В ряде работ речь идет о неизменных героях-спутниках юбиляра – Пушкине, Бестужеве (Марлинском), Чаадаеве, Тютчеве, Аполлоне Григорьеве. Книгу завершают материалы к библиографии А.Л. Осповата, позволяющие оценить масштаб его научной работы.

Сборник статей

Культурология / История / Языкознание / Образование и наука
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Япония: язык и культура
Япония: язык и культура

Первостепенным компонентом культуры каждого народа является языковая культура, в которую входят использование языка в тех или иных сферах жизни теми или иными людьми, особенности воззрений на язык, языковые картины мира и др. В книге рассмотрены различные аспекты языковой культуры Японии последних десятилетий. Дается также критический анализ японских работ по соответствующей тематике. Особо рассмотрены, в частности, проблемы роли английского языка в Японии и заимствований из этого языка, форм вежливости, особенностей женской речи в Японии, иероглифов и других видов японской письменности. Книга продолжает серию исследований В. М. Алпатова, начатую монографией «Япония: язык и общество» (1988), но в ней отражены изменения недавнего времени, например, связанные с компьютеризацией.Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.

Владимир Михайлович Алпатов , Владмир Михайлович Алпатов

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука