Немезида

Теперь из тьмы возник свет. В нём, без усилий господствуя над пространством, стоял человек, чьи благородные черты искажала такая смесь бушующих эмоций, что даже могучий Имперский Кулак на секунду ощутил неуверенность. На Императоре Человечества не было доспехов, не было пышных нарядов или парадного мундира – лишь простой стихарь из суровой ткани, пронизанной тонкими нитями пурпурного и золотого шёлка. И всё-таки он по-прежнему был невыразимо величественным.

По-видимому, он слушал их всё это время. И всё же казалось нарушением законов природы, что существо столь царственное, столь светящееся мощью, могло стоять в комнате среди людей, Астартес и величайшего смертного псайкера из всех когда-либо живших, и быть невидимым как призрак.

Но, с другой стороны, это был Император – и это было достаточным ответом на все вопросы.

Отец направился к сыну, и Рогал Дорн низко поклонился, в конечном счёте присоединяясь к остальным и преклоняя колено перед Повелителем Империума.

Император не говорил. Вместо этого он размашисто прошагал через Завесы к высоким окнам, на которых висели парусиновые шторы, похожие на застывшие водопады теней. Стремительным броском своих могучих рук, отец Дорна сгрёб ткань в горсть и отдёрнул её. Портьеры оторвались и обрушились на пол. Он обошёл комнату по периметру, срывая покровы, все до последнего, пока комнату не залило яркое медово-жёлтое свечение гималайского восхода.

Дорн осмелился поднять глаза и увидел золотое сияние, обрушивающееся на его отца. Оно собирало свой блеск вокруг мужчины, как будто заключая его в объятия. Солнечный свет на мгновение стал оболочкой сияющих доспехов – затем примарх моргнул, и всё исчезло.

– Довольно теней, – сказал Император. Его слова звучали мягко, призывающе, и все лица в комнате обернулись, чтобы на него посмотреть. Проходя мимо Дорна, он положил руку на его плечо, и затем повторил тот же самый жест с Вальдором. – Довольно покровов.

Он подал им всем знак подняться, и хотя они дружно подчинились, в его присутствии каждый продолжал чувствовать себя так, как будто всё ещё был у его ног. Его аура доминировала над всем, определяя царящее в комнате настроение.

Дорн был удостоен кивка, равно как и Вальдор.

– Мой благородный сын. Мой верный защитник. Я слышал ваши речи, и я знаю, что в словах обоих есть своя правда. Мы не можем упустить из виду, кто мы есть и кем мы стремимся стать – как не можем и забыть о том, что столкнулись с величайшим врагом и тяжелейшим испытанием.

В глубине глаз своего отца Дорн разглядел то, что не смог бы различить никто другой – столь мимолётное и ускользающее, что его едва можно было заметить. Он увидел печаль, глубокую и нескончаемую, и его сердце откликнулось болью сочувствия, которое мог испытать лишь сын.

Император вытянул руку и указал на рассвет, который всходил, заполняя комнату вокруг них.

– Пришло время вывести вас на свет. Слишком долго Официо Ассасинорум был моим тайным клинком – общеизвестным секретом, о котором никто не смел говорить. Но с этим покончено. Такое оружие не может вечно пребывать в тенях, не отвечая ни перед кем. Должно быть видно, что оно находится под контролем. Нельзя допустить сомнений в единстве, стоящим за каждым нашим действием, каждым нанесённым ударом, каждым сделанным выбором... а иначе мы не стоим ничего, – его взгляд обратился к Дорну, и он медленно кивнул своему сыну. – Потому что я уверен вот в чём: на войну, что грядёт, будет призвано всё оружие, какое только имеется в арсенале Империума.

– Именем твоим, отец, – кивнул в ответ примарх. – Именем твоим.

8

К настоящему моменту Дагонет был практически мёртв. Его поверхность состояла из мозаики горящих городов, бушующих океанов и спёкшихся в стекло пустынь. И при всём при этом, это была демонстрация сдержанности, проявленной Сынами Хоруса. Пожелай они, и этот мир испытал бы судьбу многих других, что отвергли Воителя. Он был бы расколот как орех шквалами циклонных торпед, запущенных в ключевые тектонические зоны, и преобразован в шар из раскалённой жидкой породы.

Вместо этого Дагонет готовили. Он ещё послужит Воителю и его маршу к победе.