Немного магии

О письменном договоре я должна была догадаться сама. Мало ли что пообещал мне Фасулаки на словах! Он ведь мог обмануть — и так и не включить меня в список соавторов. Да его покровители могли вовсе не узнать о моем существовании! Недаром же он так ревностно оберегал свои секреты, которые давно уже должны были стать нашими, общими…

А вот покровители мне и в самом деле не помешали бы. Только не из числа оболтусов — любителей пари и леди, а из высших армейских чинов, с которыми не рискнул бы спорить даже отчим. Даже отец, если ему вдруг вздумается вмешаться в мою судьбу!

— Какой смысл в работе, если не ловить пики «маятника»? — искренне удивился Фасулаки.

Он так легко и быстро забыл о собственном желании составить таблицу расхода силы на разрушение гематитовой оболочки разной толщины, что мне снова захотелось хлопнуть себя по лбу.

Таблица позволила бы разве что определить оптимальную модель амулета для мирного времени. Но армию-то наверняка интересовало именно боевое применение эльфотира, те самые пики, о которых говорил профессор! То-то Фасулаки так радовался, когда узнал о «маятнике»…

Я почувствовала себя исключительно глупой. И очень, очень злой.

И только потом, когда профессор и Фасулаки озадаченно уставились друг на друга и одновременно заткнулись, подсвеченные уже отнюдь не огнем печей, я поняла, что злиться — тоже очень, очень плохо. Даже если при этом по-прежнему удается держать лицо.

Накопитель все ещё был горячим и силу почти не принимал, а вспыхнувший на ладонях огонь вдруг решил, что неплохо бы вскарабкаться выше — к предплечьям и локтям, в опасной близости от рукавов, по счастью, по-летнему коротких. Я подскочила, чтобы перебраться на другую скамью — может быть, смена накопителей поможет? — но добраться до неё не успела.

Тэрон — скромный, забитый, вечно опасающийся собственной тени Тэрон! — грубо отпихнул в сторону Фасулаки, вынудив его освободить проход, и метнулся ко мне, будто притянутый за нитку. Кажется, если бы профессор Биант не отскочил в сторону, полукровка снёс бы его с ног и не заметил.

— Тэрон? — растерянно произнесла я, на всякий случай держа пылающие руки подальше от платья.

Тэрон, не сказав ни слова, схватил меня прямо за объятые огнем ладони прежде, чем я успела сделать хоть что-нибудь, и закричал от боли. Я позорно пискнула от неожиданности и попыталась вырваться, но опоздала и с этим.

Мудрее всех оказался проклятый Фасулаки: едва сообразив, к чему идёт дело, он молниеносно вскочил на скамью, а с нее — перепрыгнул на постамент накопителя, отозвавшийся зловещим хрустом. Профессор Биант же только и успел, что коротко ругнуться и сделать два шага в нашу сторону.

Потом ему придал ускорения речной поток, внезапно хлынувший через порог.

Денёк был солнечный, и к вечеру водичка стала не в пример приятнее, чем на приснопамятной первой лекции по конмагу, но я всё равно что-то не получила никакого удовольствия.

Течение оказалось таким сильным, что меня едва не снесло с ног — и то только потому, что Тэрон упрямо цеплялся за меня, словно ему свело руки, — а с ним вода была куда нежнее, чем со всеми остальными. Фасулаки, к моему затаенному злорадству, с постамента всё-таки смыло и протащило несколько метров, пока он не сумел извернуться и зацепиться за скамью. Профессору Бианту повезло ещё меньше: его прибило прямиком к печам. К счастью, поток успел затушить огонь и даже немного охладить камни, но теперь все заволокло паром, таким густым, что я быстро потеряла из виду и преподавателя, и самозваного покровителя — вообще все и вся, кроме Тэрона.

Его глаза были широко распахнуты — и казались ещё ярче и невозможней, чем обычно. Будто внезапный магический выброс стёр из них все следы человеческой крови. Казалось, присмотрись я повнимательнее — и разглядела бы холодные речные водовороты на дне зрачка…

— Тэрон, — позвала я и, сообразив, что поток воды благополучно затушил не только печи, но и мой собственный огонь, перехватила полуэльфа за запястья. Вода доходила ему до середины груди — мне было уже по шею, и я не нашла ничего умнее, чем признаться: — Я плавать не умею.

Полуэльф недоуменно моргнул, словно я сказала что-то совершенно невообразимое, и с протяжным выдохом упёрся лбом в мой лоб, не закрывая глаз.

А вода начала неспешно, очень неохотно спадать.

— Как ты? — почему-то шепотом спросила я, не решаясь отвести взгляд и посмотреть на его руки самостоятельно. — Должно быть, ожог…

Он не то покачал головой, не то просто потерся об меня лбом, и тоже перехватил меня за предплечья. Я подумала, что он едва ли стал бы позволять себе такие вольности, если бы действительно сильно обжёгся, и невольно расслабилась — даже глухое, досадливое недовольство, подспудно зреющее последние дни, как подземный пожар на торфяных болотах, будто растворилось в бурном потоке.

Я была спокойна. Впервые с тех пор, как о моем даре стало известно.

Конечно же, долго это продолжаться не могло. В непривычную идиллию вторгся надсадный кашель профессора Бианта, который, как выяснилось, плавал не лучше меня.