Немного плохие

Шахида открыла глаза, взглянула на незнакомку. Открытый лоб, выбившиеся из-под небольшого платка волосы крашены. Обычная женщина в обычном, несколько нарядном, платье, наверняка, в лучшем в гардеробе. Трагедия с лица не считывается, как обычно у посетителей их заведения. Исходя из запроса, Шахида советовала, если клиент располагал к себе, а женщина расположила к себе, какого адвоката выбрать, поэтому поинтересовалась:

– Что привело сюда?

– Мужа, сына, невестку посадили в разные колонии. Можно их в одну колонию перевести? Хотя бы виделись. Мужу совсем плохо, болеет. – Без надрыва, об аресте семьи, как о рядовой банальщине, ввела в курс дела незнакомка.

– За что? – Шахида пришла в тонус. Горькие драмы разыгрывались на бумагах, проходивших через её руки, но троих из одной семьи отправить в колонию – со столь злосчастным делом она не соприкасалась доселе.

– На молитву встали, ходили в один дом изучать Писание. Я оставалась с внуками. Всех, кто был в том доме в ту пятницу, арестовали.

Женщина не договаривает, подумала Шахида. Невестка, молодая женщина с двумя малышами, не могла совершить тяжкое противоправное деяние, за которое присуждают срок больше, чем за убийство – семь лет. Оценив просительницу ещё раз, передумала. Похоже, не врет: простодушная, первому встречному выложила крутую историю: кому четырнадцать, кому двенадцать лет колонии строгого, даже не общего, режима.

Шахида прямо на скамейке начала составлять заявление. Поразмыслив, решила, лучше, если оно будет рукописным, не отпечатанным. Продуктивнее всего обратиться с ним к омбудсмену по правам человека. В офисе оперативно уточнила расписание омбудсмена, как проехать в Центр по правам человека. Благословила, как могла, женщину в путь.

Почему большие сроки, изумится она вслух, когда просительница уйдёт. И амнистии не подлежат, просветят адвокаты. За молитвы и пост, за строгую одежду посадили надолго, громко возмутится девушка. Запрещённую литературу нашли, возможно, что-нибудь опаснее брошюр, возразят юристы. И вообще, нельзя собираться в домах для коллективной молитвы, мечеть для чего, пояснят они. Забыла, большевики с домашних ячеек начинали, отреагирует мать. И с маёвок, добавит отец, и до чего дошли? Вдруг и у них получится, задаст она вопрос отцу. Вряд ли, хотя почему нет, уклонится от ответа мужчина.

Хорошо знать историю. Она мало предсказуема, однако с завидным постоянством повторяется.

Вторник, последующие, не меньше месяца, дни прошли по накатанной колее, в суете. Молоденькая ушла в небытие до случайной встречи Леры с Давроном, вошли в один вагон метро. Поезд мчался, ветер завывал в туннеле, мешал говорить. Держась на поручни, они разговаривали во время остановок. Сидящие не могли их расслышать. Разговор свернул на тему без обмена приветствиями: «как дела, что нового», и т.д.

– Под наркотой были? – Лера спросила про «них». В морг, где работал Даврон, доставили не только Молоденькую, но и её соратников.

К самоподрыву привыкнуть нельзя. Нормальный человек не взорвет себя, тем более, женщина.

– Не похоже. Даже не пьют, – осёкся Даврон, – не пили. Не курили. Вели здоровый образ жизни. – Объяснил, почему пришёл к такому выводу. – Свежие лица, легкие чистые. На наркоту анализы взяли. Я не видел результатов, мне не показывают. По визуальному осмотру вряд ли наркоманка.

– Не верю. Как можно подорваться на пару с подругой? Японские камикадзе – мужчины! Перед вылетом саке выпивали, хотя годами готовились.

– Наших тоже готовили. Не думаю, что годами. Скороспелки. Гадать не буду. Без транквилизаторов не обошлось, почти уверен.

– Кокнар?

О других транквилизаторах Лера была не осведомлена. С кокнаром она «познакомилась» у Бердиевых в возрасте пяти лет. Нилюфар не говорила по-русски. Её через два года отправят в русскую школу, она была ближе к дому. Лера не знала другого языка, кроме русского. Девчушки прекрасно понимали друг дружку и кукол. Повзрослев, со смехом спрашивали себя: как?

Приехал к Нилюфар родной дед – оживший старик Хоттабыч. Он немедля, с комфортом, полулежа расположился на айване под навесом. Подружки на том же айване играли в больницу. Деду принесли свежезаваренный зеленый чай, пар дымился над пиалой. Хоттабыч достал из внутреннего кармана камзола холщовый мешочек, опустил в пиалу с чаем, с усилием давил чайной ложкой набухший мешочек, затем всасывал чай маленькими глоточками. Видно было, наслаждается церемонией. В конце выудил мешочек, туго скручивая, выжал содержимое в пиалу, и, это удивило девчушек больше всего, убрал мокрую тряпицу во внутренний карман камзола. Они знали, так делать нельзя, нельзя мокрые вещи прятать в карман.

Необычное питье обычного чая сфотографировалось детской памятью Леры во всех подробностях. Отведав чаю, старик прилёг на подушку, свернулся калачиком, положил руку под голову, заснул совсем как малыш. Много лет спустя до Леры дошло, в мешочке был кокнар, высушенные головки мака. Не кулинарного.

– Пожалуй, седативное глотали недели за три.

– Понедельник начинается в субботу?