Немой набат. 2018-2020

– Будешь мне звонить, фамилию Подлевского не называй. Он для нас с тобой – «Петька». Петька сказал, сделал. Ничего важного по телефону не говори, придётся чаще в Москву мотаться. Я для тебя доступен в любое время дня и ночи. Кстати, по-прежнему холостякую… И вот ещё что, Димыч. Подлевский в Поворотихе работает не один, кого-то поднанял. Посмотри внимательно за его окружением.

– Валь, задача ясна, чего её тереть десять раз. – Соснин явно устал от насыщенной беседы.

Суховей счёл нужным закруглиться:

– Именно на Подлевском я держал экзамен перед Бобом, после чего оказался в Москве. Теперь держать экзамен на Подлевском приходится тебе…

Соснин взялся за новое поручение с усердием школьного отличника. Уже в субботу сказал, что «Петька отличный парень, и они хорошо дёрнули», а ещё через пару дней сообщил о полной готовности Петьки к уборке урожая и о том, что Петька познакомил его со своим шофёром Иваном, который наезжает в Поворотиху часто; через него удобно держать связь, и они обменялись телефонами. Потом информация от Соснина поступала однотипная: мы с Петькой слегка потусили, поболтали по душам, Петьке не терпится приступить к работам. Но вдруг – нечто неожиданное, да и голос тревожный: Петька так устал ждать, что готов на свой страх и риск подстегнуть события. Сказал на прощанье:

– В Москве буду послезавтра, надо кое-что уточнить. Встретимся там же, в тот же час.

Судя по этой фразе, он с восторженным рвением вошёл в новую роль.

Глаша, узнав о предстоящем рандеву, опять сильно разволновалась.

– Чует моё сердце, Валюша, такую пакость Подлевский затеял, что произносить страшно. Слова изречённые сбываются. Ты Соснина подробнее порасспроси, ни одной мелочи не упусти. Не обижайся, ты должен понять: у меня сейчас только одно на душе, ты знаешь, чего я боюсь. Как подумаю, озноб колотит.

Но, к удивлению Суховея, ему даже не пришлось задавать уточняющие вопросы. Соснин действительно увлёкся новой ролью и подошёл к делу с такой дотошностью, что копнул до дна.

– Ты как вводу глядел, – начал он, едва поздоровавшись. – Всё шло в точности по твоему сценарию, я с ужасом думал, как бы влип, если бы ты меня не предупредил. Кстати, он до тебя основательно докапывался, с разных ракурсов три захода сделал. Как бы невзначай на фамилию подлавливал. Но это лирика. Понимаешь, Валь, проскочило у него, что плод, который он заботливо выращивает, может перезреть и стать несъедобным, – это его лексика. Потому, мол, есть идея ускорить события. А как? Да очень просто: народ в напряге, от любой искры анархия полыхнёт. Вот и надо искру пустить. Случись в селе пожар, вся Поворотиха дыбом встанет, не до трубы будет.

Соснин говорил резво и невольно ускорил шаг, от чего слегка запыхался. Суховей дружески успокоил:

– Димыч, ты быстрослов, не гони. Давай спокойненько, у нас времени вагон и маленькая тележка.

– Нет, Валя, я здесь ночевать не буду, сегодня же вечерним рейсом рвану в Поворотиху. Но я тебе главное не сказал. После таких заяв Подлевского пришлось поднапрячься. А он, я тебе говорил по телефону, на экстренный случай представил мне своего водилу Ивана, мы с ним в «Засеке» пересекаемся. Я и думаю: а не посмотреть ли мне, чего этот Иван часто в Поворотиху мотается? Путь-то неблизкий. С кем он в селе общается? Увязался за ним осторожненько, он мерс у «Засеки» оставляет и в Поворотихе пешкодралом. И куда же он прётся? Мать твою, он – в дальний тупичок да как раз в тот домишко, где я квартирую. Представляешь? Потом у старушонки своей спрашиваю: кого, Еремеевна, ещё привечаешь? А-а, говорит, прибился тут один блудняк, пьянчужка, фуфлыжничает за чужой счёт, Агапычем кличут. Смирный, не буянит, а мне копеечка никогда не лишняя. На следующий день я никуда не пошёл, сижу в своей келье, жду, когда этот Агапыч объявится. А он только к обеду выполз, видать, с похмелья. Я тут как тут. Жалуюсь: вчера поддал, позарез надо опохмелиться, пошли вместе. Ну а дальше – сам понимаешь. Сперва просвещал меня по части звонарей из тюрьмы, ну, которые с мобильников деньги крадут. А когда поднакачал его, он мне про газопровод и про гравий разобъяснил – я и без него всё знаю, но слухаю. Потом говорю, что мы с Аркадием Михалычем в друзьях. Тут он совсем поплыл и шепчет, будто бы большие раздобытки ему светят, куш в сто тыщ рублей обломится. Через Ивана поступил заказ в нужную ночь кое-где спичкой чиркнуть. Завтра, мол, Иван подспорье привезёт. Я ему: ты уж Ивану не говори, что мы в одном домишке ночуем, мне перед Аркадием Михалычем неловко. С меня – угощение. А сам утречком из кельи ушёл, затаился в укромном месте, там тупичков много. И что ты думаешь, Валентин? Иван ему пластиковую канистру принёс, непрозрачную.

Ты всё понял?

Суховея начала бить дрожь. Не так, как Ангелу Меркель, – внутренняя. Но зубы всё же клацнули. «Глашка! Провидица!» Спросил, не проявляя особого интереса:

– А когда, где, кого? Хоть слегка этот Агапыч намекнул?

– Потому и рвусь в Поворотиху, чтобы подробности прощупать. Температура момента растёт. Твой Подлевский и впрямь великий прохиндей. Мафиозо.