– А ты думаешь, супостаты снаружи не подопрут двери кольями? Законопатят, да ещё как! Потому надо их обхитрить. Двери снять с петель и подпереть их изнутри, чтоб не упали. Из-нут-ри! Длинными брусками. И если, не дай бог, что – выбить бруски, и сами – на улицу. Двери-то внутрь рухнут.
Дед вприщур посмотрел на Донцова. Тоскливо, видимо, из-за спазмы в горле, прохрипел:
– Выходит, дом – того?
Виктор обнял старика за плечи.
– Если что случится, даю слово: к следующему июлю на этом месте будет стоять новый дом, краше нынешнего, обветшалого. А вы с Антониной на зиму – в Москву, к Катерине.
Дед опять долго смотрел на Донцова. Видимо, Власыч в звании бизнесмена внушал ему доверие по части нового и быстрого строительства. Пробурчал:
– Только чтоб бревенчатый. Кирпич, блоки не признаю. Мы всю жизнь в деревах. Хотя нам с Антониной скоро домовина понадобится, но детям-то мы должны родительское гнездо оставить. Вдруг кто вернётся.
– Дед, думаешь, я не понимаю, как тяжко терять дом, в котором вырос и жизнь прожил? Всё, всё понимаю. Но если мы этого Подлевского не изловим, покоя нам не будет.
Донцов намеренно озадачил Деда несбыточной целью, хотя в глубине души жила у него надежда, что те, кто предупредил о поджоге, действительно начали облаву на Подлевского.
Дед встрепенулся:
– А как его изловить?
– Погоди, не сбивай. Я привёз два пустых чемодана. Пусть Антонина сегодня же сложит в них самое ценное и памятное, включая иконы и фотографии. Чемоданы увезу в Москву. Та-ак… – Спросил сам себя: – Что ещё? Да, когда скажу, отключи газ. Счётчик на улице, там же кран. Если нет накидного ключа, приготовь пассатижи.
С этим вроде всё. Теперь давай по делу.
Но Дед уже крутил в голове свою мысль, сказал:
– С дверьми хотя-не хотя, а делай. Но как ты его поймаешь, ежели мы не знаем, на когда он злодейство задумал. А вдруг этой ночью?
– Ну, ты же должен понимать, что они за домом смотрят. Пока я здесь, ничего не будет. Здоровый, крепкий мужик вмиг окна высадит и всех спасёт. Нет, Дед, они ждут, когда я уеду.
– А всё равно – когда? Тебя неделю не будет. Каждую ночь караулить?
– А мы их поторопим. Завтра, в воскресенье, часам к трём пойдёшь в «Засеку» выпить кружку пива.
– Да я туда уж давно не хожу.
– Тем более тебя все заметят. А ты кричи громче: праздную! Во вторник московских гостей увозят! Устал от них, и со вторника – радость, свободен. Всем это тверди, подвыпившим прикинься.
Дед опять взбодрился:
– Понял, понял! Мы их вроде как спровоцируем. Коли Вера с младенцем уедут, и поджигать незачем. Выходит, планируем в ночь с воскресенья на понедельник?
– Нет, с понедельника на вторник.
– Это почему же? А вдруг они раньше?
– Всё я продумал, дорогой мой. Во-первых, здесь, видать, бригада работает, и ей надо сроки с заказчиком согласовать. На это день наверняка уйдёт. А главное, я в Москву рвану в шесть утра в понедельник. Всю ночь машина будет на виду стоять.
– И Верку увезёшь?
– Нет, сказано же, во вторник. А если они рискнут в последнюю ночь, а выхода у них иного нет, сразу мне звони, я приеду.
– Эко придумал! Тебе из Москвы сюда три часа гнать. А тут чёрте знает, что случится. Как я один Верку с младенцем вытащу?
– Эх, старина, перестаёшь мышей ловить. Не через три часа, а через три минуты здесь буду. Я за первым алексинским изгибом спрячусь, уже и место удобное приискал.
Дед с удивлением поощрительно посмотрел на Донцова.
– Хитро́!
– А Веру с Яриком часов в семь, ещё засветло, отправь в цветковскую баню, где я ночую. Тогда же и газ закрой. Вы с Антониной, если начнётся, главное, из дома выскакивайте, спите в ту ночь одетыми. Вы мне целые и невредимые нужны. Дом-то я мигом отстрою.
Дед, наконец во всей полноте осознавший замыслы Донцова, опять надолго замолчал. Но Виктор чувствовал, что старик, немало испытавший горестей на своём долгом веку, доволен тщательностью приготовлений и теперь продумывает свой подвиг, мысленно готовится к схватке с бедой. Донцов поднялся со скамейки.
– Ладно, посиди, всё обмозгуй. Если вопросы, давай. Аккуратненько объясни Антонине ситуацию, пусть начинает набивать чемоданы, увезу утром в понедельник. И пусть не крохоборствует, всё у вас будет в лучшем виде, сам займусь. Главное я сказал: себя сохраните. Зазимуете, повторяю, в Москве, у Катерины в квартире просторно. Я пошёл к Вере. Да, Дед, имей в виду, в «Засеке» надо пошуметь основательно. Чтобы все узнали о нашем отъезде во вторник.
– Ну, ясно, ясно, Власыч. Что ж я, дубина стоеросовая, медведь-берложник сонный? Смысла не понимаю, что намолвка должна пойти? Глядишь, мы этого супостата и изловим.
По своей деревенской наивности он думал, что поджогом займётся сам Подлевский…