Немой Онегин. Части 1-17

Ну, брат Набоков, исполать! Вот, оказывается, что её шокировало до потери сознания — разрушение предустановленного порядка романтической словесности! Дряхлый профессор славистики от такой жути и впрямь мог бы помереть. Но Таня? Выходит, она была два дня «с утра одета» ради почтальона, который — не забудем — дворовый мальчик, внук старой няньки... Согласитесь: сия главка недаром названа «На всякого мудреца...»

...Автору этих строк в жизни попадались разные книги о Пушкине. Мудрый Вересаев, поразительная Абрамович (Пушкин. Последний год), глубокий и умнейший Лотман... Попадались скучные, а порой откровенно бредовые; попадались, увы, грязные и, ещё того хуже, — невероятные дураки... Что до великого набоковского комментария, надо признаться — несколько раз принимался: то с начала, то наугад (где откроется) — осилишь сто страниц и бросишь, уж слишком переизбыточно; да и не для нас он комментировал, а для англоязычных студенток, которым невдомёк и валенки, и квас, и Жуковский с декабристами.

Как же мы тут, не прочитав, цитируем Набокова? А очень просто. Обнаруживая удивительные места в «Онегине», всякий раз пытался понять: кто ещё это заметил и что об этом написал? Всю литературу про «Онегина» поднять невозможно — это тысячи книг; вот и лез в комментарии Лотмана и Набокова — самые важные, всеми признанные. Техника простая: поразила тебя какая-то строка или строфа — открываешь комментарий и видишь, что про сие место написал гений, а полностью читать при этом вовсе не обязательно.

Вот пример. Татьяна уже влюбилась, но письма ещё не написала, гуляет, мечтает. Третья глава, XVI строфа:

Тоска любви Татьяну гонит,

И в сад идёт она грустить,

И вдруг недвижны очи клонит

И лень ей далее ступить.

Приподнялася грудь, ланиты

Мгновенным пламенем покрыты,

Дыханье замерло в устах,

И в слухе шум, и блеск в очах...

Настанет ночь; луна

обходит

Дозором дальный свод небес,

И соловей во мгле древес

Напевы звучные заводит.

Что про это скажут комментаторы? Почему портрет внезапно перешёл в пейзаж? Даже не перешёл, а перепрыгнул.

У Лотмана — ни слова. Набоков из всей строфы поясняет полторы строки — половину пятой и восьмую:

Приподнялася грудь. Я не уверен, что можно дать парафраз: «Грудь её волновалась». И в слухе шум, и блеск в очах… Т.е. застывший, как на фотографии, блеск глаз — довольно типичное явление для лёгкого

безумия подросткового возраста.

Это всё. Почему Набокову тут померещилась застывшая фотография — не знаем.

Можно бы и успокоиться, но вдруг натыкаешься в солидном журнале на труд почтенного пушкиниста, а там настоящие чудеса. Вот как эту строфу разбирает В.Левин в статье «Евгений Онегин» и русский литературный язык»:

Надо заметить, что в своих «отражениях» и стилизациях в «Онегине» Пушкин редко прибегает к совершенно чуждым ему словам, оборотам, выражениям (неужели?! нет бы поэту часто прибегать к совершенно чуждым ему словам.— А.М.), но подбор и сочетание специфически окрашенных языковых фактов, их концентрация, художественная организация текста, выбор

средств образности, сама тематика, эмоциональное наполнение текста, образ мышления героя, его взгляд на действительность — всё это вместе и создаёт тот стилистический эффект, о котором идёт речь, — ощущение зависимости языка и стиля отрывка от объекта, от персонажа. Так, слова очи, ланиты, уста — это вполне «пушкинские» слова, факты его

поэтической речи, но их сочетание в описании Татьяны в строфе ХVI главы третьей («И вдруг недвижны очи клонит», «Приподнялася грудь, ланиты/ Мгновенным пламенем покрыты, /Дыханье замерло в устах, /И в слухе шум, и блеск в очах») придаёт этой картине специфический, идущий от образа героини стилистический тон.

Ау, поняли? Нет? Перечитайте. Специфический идущий от образа стилистический. Не ошибся ли почтенный пушкинист? Вдруг это стилистический идущий к образу специфический? Или ещё лучше: идущий мимо образа.

Вернёмся на секунду к страстно влюблённой Тане: