Но полно прославлять надменныхБолтливой лирою своей;Они не стоят ни страстей,Ни песен, ими вдохновенных…
Елизавета Воронцова 1792 г.р. и Мария Раевская 1804(?) г.р.
Если Автор говорит, что больше не хочет «прославлять надменных»
— значит, их несколько, и он только что их прославлял. Значит, он не сомневается, что они себя узнают: и та, которая бегала по пляжу, и та, которая сидела верхом, а он держался за стремя; и та, которая…Дон Гуан (задумчиво).Бедная Инеза! Как я любил её!Лепорелло.Что ж, вслед за ней другие были.Дон Гуан.Правда.Лепорелло.А живы будем, будут и другие.Дон Гуан.И то.
Анна Керн 1800 г.р. и Амалия Ризнич 1803 г.р.
…Море пред грозою — это там же, на юге; но та, что на пляже, и та, что искала Венеру во мгле, — разве это одна и та же?
«Прославить» и «ославить» тут очень близко. Приятна ли «девам» (и их мужьям, их отцам) такая слава, где прямо сказано, что они не стоят ни любви, ни стихов?.. Прославил Автор своих подруг или невольно ославил, увлечённый восторгом поэзии?
Евпраксия Вульф (Зизи) 1809 г.р.
Теперь от вас, мои друзья,Вопрос нередко слышу я:«О ком твоя вздыхает лира?Кому, в толпе ревнивых дев,Ты посвятил её напев?Чей взор, волнуя вдохновенье,Умильной лаской наградилТвоё задумчивое пенье?Кого твой стих боготворил?»— И, други, никого, ей-богу!Некие друзья спрашивают Пушкина, а он отпирается, но разве ж это не признание? Это ж у него толпа любовниц. Или по-вашему «ревнивые девы» — просто знакомые? А ответ Автора: «Никого, ей-богу» — пустая отговорка, старая песня: я это потому пишу, что уж давно я не грешу.
ХLIХ. Невольник чести
Теперь мы совершенно иначе читаем «пустую» строфу о стихах Ленского и Языкова:
…Что ни заметит, ни услышитОб Ольге, он про то и пишет:И полны истины живойТекут элегии рекой.Так ты, Языков вдохновенный,В порывах сердца своего,Поёшь, бог ведает, кого,И свод элегий драгоценныйПредставит некогда тебеВсю повесть о твоей судьбе.Что заметит, услышит — про то и пишет. И полны истины живой текут элегии рекой.
Ясно же: Ленский пишет про живые, а не выдуманные чувства, живые телесные встречи, а не про зефиры, амуры, виолы, эфиры; пишет про глаза, губы, ручки, ножки (см. письмо Пушкина к Анне Керн). Помните: Ленский рассказывал Онегину не про бестелесную нимфу, наяду, дриаду, а про свою очень живую невесту:Ах, милый, как похорошелиУ Ольги плечи, что за грудь!«Поёшь бог ведает кого»
— это ж не значит, будто Языков сам не знает, о ком пишет, что это некие туманные люди-львы-орлы-и-куропатки. Языков точно знает имя (имена)! Это читатели, в том числе Пушкин, не знают, как её (их) зовут. Но очень понимают, о какого рода приключениях речь.И свод элегий драгоценныйПредставит некогда тебеВсю повесть о твоей судьбе.Русским языком сказано: когда-нибудь сам прочтёшь свои стихи как дневник. Вот и «Онегин» — настоящий дневник, полон страстей. Как ни странно, они могут быть и холодными.
В Посвящении Пушкин обращается к Плетнёву:
Прими собранье пёстрых глав,Небрежный плод моих забав,Бессонниц, лёгких вдохновений,Незрелых и увядших лет,Ума холодных наблюденийИ сердца горестных замет.Ума холодные наблюдения и сердца горестные заметы — это, конечно же, дневник. (Холодные наблюдения — вовсе не значат «равнодушные». Холодные наблюдения Сальери полны адских страстей. Он и есть в аду. Существует мнение, что ад место не раскалённое, а ледяное.)
Мы, оглядываясь, видим лишь руины.
(Бродский. Письма римскому другу.)Теперь мы совершенно иначе читаем строки, которые, не замечая, проскакивали в прежние годы и проскочили только что, — о стихах Ленского в альбоме Ольги: