Немой Онегин

Высокой страсти не имеяДля звуков жизни не щадить…

Нельзя же сказать о себе: «Я имею высокую страсть и готов жизнь отдать ради поэзии».

…Пока гулял в стаде — был простой барашек, шашлык. Священной жертвой барашек становится, только если его режут для Бога.

Аполлон — убийца; он приносит в жертву поэтов и делает так, что поэт сам раскладывает костёр для всесожжения, для самосожжения. Добровольное принесение себя в жертву. По меньшей мере готовность принести себя в жертву. А уж там как получится, как будет Судьбе угодно. Как будет Судье угодно.

«Пророк». Начинается с «я»

Духовной жаждою томим,В пустыне мрачной я влачился, —И шестикрылый СерафимНа перепутье мне явился…И он мне грудь рассёк мечом,И сердце трепетное вынул,И угль, пылающий огнём,

Во грудь отверстую водвинул.

Я влачился… мне явился… Невозможно, будучи холодным, писать так — да ещё от первого лица:

Как труп в пустыне я лежал,И Бога глас ко мне воззвал:«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,Исполнись волею Моей,И, обходя моря и земли,Глаголом жги сердца людей».

Он начал «Пророка» в конце июля 1826 — в день, когда узнал, что пятеро повешены. И когда его внезапно и срочно повезли неведомо куда (фельдъегерь не назвал место назначения), «Пророк» лежал в кармане. Не сжёг (хотя многое другое сжёг). А ведь если б привезли на допрос, то обыскали б. И неизбежно истолковали глаголом жги — как призыв к бунту. На что ж ещё разжигать сердца людей?

…Бог приносит пророка в жертву. И не спрашивает человека, хочет ли тот, чтоб его принесли в жертву, хочет ли стать пророком? Бог нападает внезапно, рассекает грудь мечом, вкладывает пылающий огонь… «Ты ж томился духовной жаждою? — Теперь не жалуйся».

Восстань, пророк = прощай покой. А потом будут насмешки, брань, камни. Не будет только одного: пощады.

С тех пор как Вышний СудияМне дал всеведенье пророка,

В глазах людей читаю яСтраницы злобы и порока.Провозглашать я стал любвиИ правды чистые ученья.В меня все ближние моиМетали бешено каменья.

Не кто-то один швыряет камнями в пророка и не «некоторые», а все. Вся подлая толпа.

LХХV. Двойник

Онегин убил Ленского и уехал. Татьяна каждый день приходит в его опустелый дом, с утра до вечера читает его книги:

И начинает понемногуМоя Татьяна пониматьТеперь яснее — слава богу —

Того, по ком она вздыхатьОсуждена судьбою властной:Чудак печальный и опасный,Созданье ада иль небес,Сей ангел, сей надменный бес,Что ж он? Ужели подражанье…Чужих причуд истолкованье,Слов модных полный лексикон?..Уж не пародия ли он?

Уж не пародия ли он? Это Татьяна сама догадалась или Пушкин ей подсказал? А если Онегин — пародия, то на кого?

Пародия — снижение, насмешка, карикатурная переделка. Случается, остроумные люди пишут автопародии, рисуют автошаржи. У Пушкина в черновиках осталась куча шаржей на самого себя. Автор рисовал себя в виде турка, арапа, женщины, лошади, Данте.

^{Пушкин. Автопортреты. В образе Данте, в виде лошади}

Уж не пародия ли он? Пародию создаёт человек. Она внешне похожа на оригинал, но только внешне. Бог создал человека по своему образу и подобию, но Бога, как мы знаем, не получилось.

И вот созданье божье создаёт куклу. Внешне она похожа на создателя, но без божьего дара. Бездарная.

…ничегоНе вышло из пера его…Ничем заняться не умел…И снова, преданный безделью,Томясь душевной пустотой,Уселся он — с похвальной цельюСебе присвоить ум чужой;Отрядом книг уставил полку,Читал, читал, а всё без толку…

Душа и ум — не деньги, их не украдёшь. Безнадёжная попытка себе присвоить ум чужой. Холодный, пустой — все признаки куклы. Её можно забыть (как забыл её Автор, и в Седьмой главе Онегин вообще не появился), её можно потерять (об этом когда-нибудь позже), где положишь — там и лежит.