Немой Онегин

Вид комментария зависит от содержания текста, а пушкинский роман отличается исключительной сложностью структурной организации. Это закономерно приводит к необходимости совмещать несколько видов комментария и к неизбежной неполноте каждого из них.

Большая группа лексически непонятных современному читателю слов в «Евгении Онегине» относится к явлениям быта как вещественного (предметы, одежда, еда, вино…), нравственного (понятия чести, специфика этикета, правила и нормы поведения), так и социального (служебная иерархия, структура общественных отношений). При этом недостаточно объяснить, что означает то или иное слово, важнее указать, являлась та или иная вещь модной новинкой или обломком старины, какую художественную цель преследовал Пушкин, вводя её в свой роман и т. д. Ещё одна особенность пушкинского текста — это построение по особому принципу, когда текст и внетекстовый мир органически очень тесно связаны.

Понять «Евгения Онегина», не зная окружающей Пушкина жизни — от глубоких движений эпохи до «мелочей быта», — невозможно. В романе важно всё, вплоть до мельчайших чёрточек, и это необходимо учитывать.

А вот что пишет Лотман в своём знаменитом комментарии:

Тип комментария зависит от типа комментируемого текста, а пушкинский роман отличается исключительной сложностью структурной организации. Это закономерно приводит к необходимости совмещения нескольких видов комментария и к неизбежной неполноте каждого из них в отдельности.

Большая группа лексически непонятных современному читателю слов в «Евгении Онегине» относится к предметам и явлениям быта как вещественного (бытовые предметы, одежда, еда, вино и пр.), так и нравственного (понятия чести, специфика этикета, правила и нормы поведения) и социального (служебная иерархия, структура общественных отношений и пр.). При этом недостаточно объяснить, что означает то или иное название, существенно указать, являлась ли та или иная вещь модной новинкой или обломком старины, какую художественную цель преследовал Пушкин, вводя её в свой роман, и т. д.

Понять «Евгения Онегина», не зная окружающей Пушкина жизни — от глубоких движений идей эпохи до «мелочей» быта, — невозможно. Здесь важно всё, вплоть до мельчайших чёрточек.

Можно было бы подумать, что дама просто забыла поставить кавычки, забыла в сноске указать: «Ю. М. Лотман». Но это не забывчивость, а воровство. Если б Шишмаренкова намеревалась честно процитировать Лотмана, зачем бы она стала менять некоторые слова. (Сколько слов она заменила или вычеркнула, мы поленились сосчитать; значения это не имеет.)