Немой Онегин

Его ненавидели за… сказать «за злой язык» — слишком бледно. Ладно бы в письмах, ладно бы за бутылкой с друзьями — там все свои. Нет, отвешивал публично. Каченовский издавал журнал «Вестник Европы». Журнал Пушкину не нравился.

Словесность русская больна.

Лежит в истерике она

И бредит языком мечтаний.

И хладный между тем зоил

Ей Каченовский застудил

Теченье месячных изданий.

Застудил теченье месячных… Мало того, что назвал человека завистливым, мелочным и холодным, но ещё и засунул его в неназываемые места русской словесности.

Не раз бывало куда грубее.

Орлов с Истоминой в постелеВ убогой наготе лежал.Не отличился в жарком делеНепостоянный генерал.Не думав милого обидеть,Взяла Лаиса микроскоп

И говорит: «Позволь увидеть,Чем ты меня, мой милый, <->».

Теперь (с 1918 года) вместо глагола ставят две чёрточки, а раньше — три; и было лучше, ибо, согласитесь, это самый подходящий глагол для твёрдого знака на конце… Но дело тут отнюдь не в мате. Эпиграмма вываливает на публику интимную связь двух чрезвычайно известных людей, высмеивает интимнейший физический недостаток…

Солидные, важные, степенные дамы и господа ненавидят тех, кто рискнёт подшутить над ними. Один из любимцев Пушкина (имя сообщим позже) называл такие штуки злополучным проявлением остроумия. В письмах и воспоминаниях пушкинских современников таких примеров тьма. Обиженный становится навек врагом.

Коссаковская как-то говорила Александру: «Знаете ли, что ваш Годунов может показаться интересным в России?» — «Сударыня, так же, как вы можете сойти за хорошенькую женщину в доме вашей матушки». С тех пор она равнодушно на него смотреть не могла.

О.С.Павлищева (частное письмо)

На одном вечере Пушкин, ещё в молодых летах, был пьян и вёл разговор с одной дамою. Надобно прибавить, что эта дама была рябая. Чем-то недовольная поэтом она сказала:

— У вас, Александр Сергеевич, в глазах двоит?

— Нет, сударыня, — отвечал он, — рябит!

Мемуар М. Н. Попова

С возрастом он не исправился.

В театре один старик-сенатор, любовник Асенковой, аплодировал ей, тогда как она плохо играла. Пушкин, стоявший близ него, свистал. Сенатор, не узнав его, сказал: «Мальчишка, дурак!» Пушкин отвечал: «Ошибся, старик! Что я не мальчишка — доказательством жена моя, которая здесь сидит в ложе; что я не дурак, я — Пушкин; а что я тебе не даю пощёчины, то для того, чтобы Асенкова не подумала, что я ей аплодирую».

И. Снегирёв. Дневник (23 сентября 1836 г.)

Что говорить о врагах или просто первых встречных; он ради красного словца не щадил ни друзей, ни родных, ни знакомых женщин.

Иной имел мою Аглаю

За свой мундир и чёрный ус,Другой за деньги — понимаю,Другой за то, что был француз,Клеон — умом её стращая,Дамис — за то, что нежно пел.Скажи теперь, мой друг Аглая,За что твой муж тебя имел?

Мало того, что было известно, кто эта Аглая (А. А. Давыдова), но ведь по-русски написано «мою Аглаю» — значит, ославил свою же любовницу.

А нравы были несравненно строже. Смутить, особенно барышень, могла сущая безделица, любой пустяк.