Блики солнца на пистолетах, удары молотка по шомполу, шомпол загоняет пулю в гранёный ствол (аккуратно, ведь пуля забивается до упора — до соприкосновения с пыжом, под которым порох, и от глупого сильного удара порох может взорваться, тогда пуля вместе с шомполом влетит прямо в глаз заряжающему), курок оттягивается назад и, с характерным щелчком, фиксируется во взведённом положении, из пороховницы (металлическая фляжка) порох сыплется на полку, где потом вспыхнет (от искры, которую вызовет удар кремня по стали) и через дырочку в стволе воспламенит заряд… Поверьте: современники Пушкина, читая эти 7–8 строк,
Давайте споём! Мы ж ещё ни разу не пели. Опера «Евгений Онегин» у нас впереди, а пока мы тут споём сами, без Чайковского, а капелла, знаменитую «Землянку».
…В человеческом языке есть любимые числа. Их предпочитают поэты и просто люди. На первом месте тройка, на втором — семёрка. Три мушкетёра, Семь самураев, Три сестры, Великолепная семёрка. В сказках всегда три брата, три девицы под окном пряли поздно и т. д. Один шаг до цели, в двух шагах от дома… Четырёх шагов в фольклоре, в сказках, в разговорах, в анекдотах не бывает.
Откуда же в «Землянке»
«Онегин» уже почти два века в подсознании всех русских поэтов. Вот и у Суркова, автора «Землянки». Вряд ли он специально написал «четыре». Просто Пушкин всё время работает. Созданный им язык вокруг и внутри нас, мы им дышим, не замечая. Впитываем с колыбели: у Лукоморья дуб зелёный, приплыла к нему Рыбка, спросила: я ль на свете всех милее?..
Вот и Маршак: с детства любимая история про парня, который спас девочку из пылающего дома — залез по водосточной трубе и пошёл по карнизу:
XXII. Краплёная колода, или пиковая баба
В начале века «Онегина» поставили в театре Школа драматического искусства. Незабываемое впечатление. Несколько актёров и миловидных актрис (штук 13–15), разбредясь по сцене, звонко и отчётливо произносили текст.
Обозначим актёров-мужчин буквой М, а женщин, соответственно, Ж, и попытаемся показать здесь, на бумаге, хотя бы начало спектакля. Конечно, вы не услышите звонких голосов, не увидите лиц, фигурок и жестов, но ваше воображение, надеюсь, вам поможет. Вот как это было сделано:
М-1.
Мой!Ж-1.
Дя!М-2.
Дя!Ж-2.
Самых!М-3.
Честных!Ж-3.
Пра!М-4.
Вил!Ж-4.
Ко!М-5.
Гда!И так всю дорогу: то ли два, то ли три, то ли четыре часа — не упомню. Помню ужас. Это было сложнейшее, тщательно отрепетированное и абсолютно хладнокровное убийство. Расчленение текста не на фразы даже, а на слова, на куски слов — в погоне, вероятно, за «музыкой текста», в попытках поймать и (как сушёную бабочку) поместить под стекло пушкинскую музу.
Актёры на сцене выкрикивали буквы из «Онегина», а в мозгу (подозреваю, не только у меня) непрерывно звучало: Муз