Спустя минуту, остыв и отдышавшись, Каминский застёгивает молнию на брюках и пересаживает меня на пустующую половину заднего сидения. Он кончил почти беззвучно, но то как дрожало его тело – лёгкой вибрацией передавалось и мне. Не смотреть на него в этот момент было нереально.
— Как ты? – спрашивает, вскинув взгляд. Свой я, напротив, опускаю и в ответ пожимаю плечами.
Ян трёт ладонями лицо, затем открывает дверь и выходит на улицу. Закуривает, смотрит на часы. Додумываюсь и я после того, как привожу себя в порядок.
На телефоне масса пропущенных звонков от мамы, сестры, свекрови и Вовы… Судя по времени я ничуть не опаздываю. По ощущениям – даже не чувствую вину, хотя она, должно быть, нахлынет значительно позже.
Когда Ян возвращается на водительское место, я успеваю переодеться и сесть наперёд. Мы продолжаем дорогу в аэропорт в долгом пугающем молчании, хотя множество нетронутых тем напряженно повисает в воздухе. И только когда картинки пейзажей за окном сменяются на новые, и я вижу аэропорт, решаюсь заговорить первой.
— После того как я уже не была беременна – ты виделся с сыном?
Ян крепко сжимает челюсти.
— Да.
И снова сокрушительный холод обрушивается на мои плечи от осознания того, что долгое время я прожила в полной слепоте.
— Почему не сказал?
— А ты со мной разговаривала?
Ян бросает на меня короткий взгляд, полный недоумения. Затем возвращается к дороге. Пытается найти место на парковке, но у аэропорта всё забито битком.
— Ты ушёл в другую спальню, — напоминаю. – Я думала, это конец.
— Ты не хотела разговаривать, — снова давит Каминский. – Я был тебе неприятен, Майя. Каждый раз, когда я заходил в спальню, то видел такую сильную неприязнь, словно я… Не знаю, расстрелял сотню бездомных животных на твоих глазах.
Ян останавливает автомобиль почти в самом конце парковки. Меня же уносит от воспоминаний.
— Я искал место, где мог бы найти спокойствие и умиротворение хотя бы на короткое время. На работе не получалось, а дома градус зашкаливал. Купил билеты, улетел. В последний раз ты даже не спрашивала. Тебе было плевать, где я и с кем.
— Это неправда…
В горло своими хваткими щупальцами цепляется обида. Она душит и лишает кислорода. Чтобы не задохнуться – открываю рот и жадно хватаю воздух.
— Правда, Майя.
Голос Яна звучит спокойно, но с явным сожалением. Мы не справились. Не смогли или не захотели. Неважно.
— Как вы проводили время с сыном? – спрашиваю первое, что приходит в голову. – С ним ты нашёл умиротворение? А с ней?
— Майя…
— У вас с Дашей был секс?
— Секса не было.
Я застываю и не решаюсь спросить дальше. Закрываю ладонью рот, пытаясь сдержать всхлипы. Чувствую, что, если я улечу, то он будет.
— Почему ты, чёрт возьми, молчал? Почему? – трясу головой.
— Я устал биться о глухую стену. К тому же, прекрасно понимал, что одно только слово – ты вспыхнешь и уйдёшь навсегда. Я злился и не понимал тебя, но пиздец как сильно боялся потерять, поэтому предпочитал отмалчиваться. Только бы ты была рядом. Хоть как-то. Даже ненавидя и презирая.
— Прошу, перестань…
Я снова всхлипываю и бросаюсь искать воду. Открываю сумку, достаю оттуда маленькую бутылку и, открутив крышку, присасываюсь губами к горлышку. Пить не хочется, но я продолжаю делать мелкие глотки, пытаясь найти стабильность хоть в каком-то дурацком занятии.
— Откуда ты узнала об Адаме? – спрашивает Ян.
Я отрываюсь от горлышка и вытираю губы тыльной стороной ладони.
— Мне пришло анонимное письмо на электронную почту. От кого я понятия не имею.
— Сможешь прислать адрес?
— Свой ноутбук я оставила у Рины. Если хочешь — забери и посмотри.
Ян кивает, а затем мы одновременно смотрим на время. Я понимаю, что либо сейчас, либо никогда.
— Наш малыш был нежизнеспособен.
Выдержав паузу, пугаюсь тишине, но всё равно продолжаю. Отступать уже поздно.
— Даже если бы я доносила его до срока, то он бы не выжил. Я видела результаты УЗИ, сдавала анализы и консультировалась у нескольких врачей. На пятнадцатой неделе мне сделали операцию. И лучше тебе не читать каким образом её проводят на подобных сроках.
Я заикаюсь, но взгляд поднять не решаюсь. Только чувствую как плотный тягучий воздух заполняет салон.
— Мне было больно, когда я увидела твои снимки с Адамом. И малодушно захотелось сделать больно в ответ.
Сделав судорожный вдох, впиваюсь ногтями в ладони до отчётливых полумесяцев. Я много раз пыталась заставить себя сказать мужу правду — тот факт, что в случившемся не было его вины. Это генетическая поломка. Врачи сказали, что так иногда бывает. Но продолжала молчать. Не смогла.
— Не обвиняй меня, пожалуйста, — прошу Яна, чувствуя как по щекам снова текут слёзы. – Мне было непросто. Гормоны, стресс. Развалившаяся иллюзия счастливой семьи. Рядом с тобой никогда не было легко. Ни дружить, ни трахаться. Ты сложный, закрытый и молчаливый. Даже сейчас!.. Ты никогда не говорил о чувствах, поэтому в какой-то момент я засомневалась: были ли они? И ожидаемо сломалась.
Ян барабанит пальцами по рулю и на секунду прикрывает глаза. Устало и будто бы обречённо.
— Ты сама хоть раз сказала, что любишь?