Лаптев приехал на Нижний Чис поздно вечером, на сутки раньше своего эшелона. С площадки первого вагона он смотрел на выплывающий из тумана поселок, на мелькающие кое-где огоньки.
Стоял лютый мороз. Это было 24 февраля 1945 года.
В помещении приискового управления уже был погашен свет. Только окно во втором этаже еще светилось. Сторож проводил Лаптева к двери, на которой висела табличка «Лесная контора».
В комнате за большим письменным столом сидела темноволосая полная женщина, закутанная в белую шерстяную шаль.
— Здравствуйте, — сказал Лаптев.
Женщина поднялась, сбросив шаль на спинку стула. На ней была простая мужская гимнастерка, тесная в груди и в вороте.
— Здравствуйте! Начальник лесного отдела Путятина Татьяна Герасимовна, — представилась она. Высокий голос как-то не соответствовал ее комплекции. — С чем вы, товарищ?
Лаптев назвал себя. Татьяна Герасимовна широко улыбнулась.
— Ждем мы вас, ждем, как пироги из печи, — и сразу перешла на «ты»: — Ну, садись, рассказывай.
Они беседовали долго. Татьяна Герасимовна внимательно слушала, подперев щеку кулаком совсем по-бабьи.
— Много ль везете немцев-то? — спросила она.
— Около четырехсот мужчин и сотни полторы женщин.
Татьяна Герасимовна широко раскрыла глаза:
— Женщин? Разве их тоже в плен брали?
— Нет, конечно, — улыбнулся Лаптев. — Вы, очевидно, думаете, что мы везем военнопленных, а это — интернированные, немцы из Западной Румынии. Есть такая провинция Банат. Хорошие места. Немцев там много живет, венгров, чехов. Сейчас большинство немцев в возрасте от пятнадцати до пятидесяти интернированы в Россию.
— Что ж, навечно? — испуганно спросила Татьяна Герасимовна.
— Зачем же навечно? Пока в этом будет нужда. Пусть поработают на нас немного.
— Да, работники нам нужны, — кивнула Татьяна Герасимовна. — Драги третий день простаивают без дров. Детсад, больница — нигде дров ни полена. От заносов ни трактор, ни машина в лес не проходят. Рубить и подавно некому: одни бабы да ребятишки.
— Значит, мы вовремя поспели? — снова улыбнулся Лаптев.
Татьяна Герасимовна собрала со стола бумаги, заперла стол и накинула шаль.
— Где остановился-то, товарищ Лаптев?
— Хотел в приезжей, — ответил Лаптев и смущенно добавил: — Да говорят, там холод собачий…
— Поедем со мной, я тебя на хорошую квартиру поставлю. Там не замерзнешь.
Домик Василия Петровича Черепанова стоял на самом краю поселка. За огородом сразу начинался лес. Татьяна Герасимовна вылезла из саней и постучала в ворота. Отворил сам Василий Петрович.
— Кого бог дает? — спросил он, вглядываясь в Лаптева.
— Принимай гостей, — отвечала Татьяна Герасимовна и пропустила вперед совсем замерзшего Лаптева.
Когда Лаптев вошел в жарко натопленную избу, из-за стола, быстро сложив книги, поднялась девушка и удивленно посмотрела на него.
— Ну, знакомьтесь, — сказала Татьяна Герасимовна. — Это, товарищ Лаптев, моя помощница — прораб чисовского участка Тамара Черепанова. Томка, ты уж позаботься о госте: он нам работничков привез.
— Проходите, — тихо сказала девушка.
Лаптев не без удивления разглядывал ее. Прораб был очень хорошенькой девушкой лет семнадцати-восемнадцати на вид, сероглазой, с темными бровями и ресницами. Из-под белой косынки на голове выбивались светло-русые волнистые прядки.
Старик Черепанов достал для Лаптева теплые валенки с печи. Бабка поставила самовар. Татьяна Герасимовна посидела немного и стала собираться домой.
— Завтра заеду за тобой, — объявила она Лаптеву. — Поедем бараки для немцев твоих смотреть.
Он сидел на широкой лавке у печи и грелся. Тамара стала накрывать на стол.
— Садитесь, чем бог послал… — пригласил старик Черепанов. — Не тем раньше угощали. Такое сейчас время…
Лаптев с удовольствием поел картошки, но от соленых груздей и капусты отказался:
— Спасибо… лучше не надо. У меня половина желудка вырезана.
Черепанов сочувственно покачал головой и велел бабке достать молока. Лаптев поужинал, и Тамара собрала посуду. Потом она постелила ему за перегородкой.
— Ложитесь, — она застенчиво улыбнулась. — Завтра Татьяна Герасимовна вас чуть свет подымет.
Лаптев разделся и лег, наслаждаясь теплом. Несмотря на усталость, он долго не мог заснуть. За перегородкой Тамара все еще не гасила свет и сидела с книжкой до тех пор, пока отец не прикрикнул:
— Томка, бросай к лешему свои книжки! Завтра тебя не добудишься!
Девушка погасила свет и легла. Вскоре послышалось ее ровное дыхание. Лаптев все еще не спал. «Далеко же меня занесло… — думал он, глядя в темноту. — То через всю Европу, теперь через всю Россию почти. Вот попал в чужую семью, а приняли как своего. Девушка такая милая…»