Немцы и калмыки 1942-1945

Что касается калмыков, то сохранившиеся документы позволяют сделать лишь самые общие замечания о политике немецких властей в Калмыкии.

Организация самоуправления, передача гражданских, культурных и экономических вопросов местным властям, включая и восстановление национального самосознания в противовес русской ассимиляции — таковы были главные ориентиры.

У калмыков быстро сформировалось собственное политическое представление, как например, стремление сохранить как часть Калмыкии экономически сильные и в климатическом отношении богатые Западный и Яшалтинский улусы, которые не входили в административную зону 16-ой мотопехотной дивизии. В лице мэра Элисты калмыки уже имели фактически «президента Калмыцкой республики», полномочия которого постоянно расширялись и укреплялись.

Впрочем, не надо забывать, что Калмыкия была занята немцами лишь частично, и на её территории шли тяжёлые бои. Поэтому административные меры могли носить лишь ограниченный характер.

Это хорошо понимали и калмыки, тем не менее они высоко ценили создание местного самоуправления, которое они рассматривали как большой прогресс по сравнению с советским режимом.

Понятно, что в связи с войной эти меры не могли иметь большого значения, война перечёркивала многие начинания.

Так, например, в боях под Халхутой в конце октября 1942 года были практически полностью разрушены совхозы имени Ильича и имени Будённого, в которых занимали оборону советские части. Кроме того, были уничтожены и колодцы, которые имели в этом районе большое значение.

Обе стороны практиковали «тактику выжженной земли».

И именно 16-я МПД, которая так много сделала в установлении добрых отношений с калмыцким населением, была вынуждена, согласно приказу, при отступлении поджечь Элисту в последний день декабря 1942 года…

Генерал граф вон Шверин тем не менее заверяет — и это косвенно подтверждают советские источники — что по его однозначному приказу были преданы огню только административные здания в центре города и никоим образом жилые районы.

Как и советские власти за полгода до этого, немцы тоже пытались угнать с собой весь скот. Но в отличие от первых, они встретили в этом не сопротивление, а полную поддержку населения.

Стада из Калмыкии должны были перегоняться на юг через Маныч, что оказалось в конечном счёте невозможным ввиду недостатка кормов для скота, запоздалого начала отгона и быстрого продвижения советской 28-й армии.

Лишь небольшое количество скота попало в Дивное, остальные попали в руки противнику.

Быстрое отступление немецких частей воспрепятствовало более значительному разрушению хозяйственных объектов. В западной части Калмыкии и в приграничных русских районах в Ремонтном, Зимовниках, Орловской, Пролетарской хозяйственные объекты не были разрушены, поскольку немцы предполагали скоро вернуться. Если окинуть взглядом 4 месяца немецкой оккупации, то в целом можно сказать, что немецко-калмыцкие отношения развивались несмотря на обстоятельства более чем положительно.

Немецкая пропаганда, ориентированная на национальные чувства калмыков, подготовила хорошую почву и быстро преодолела первоначальное недоверие — а конструктивные меры немецких властей закрепили успех.

Масштаб сотрудничества подтверждает, что отношение калмыков к немцам не сводилось только к успехам пропаганды или немецким административным мерам, а имело истоки во внутренней установке народа.

Об этом говорит и тот факт, что при неожиданном отступлении немецких частей в декабре 1942 года к ним присоединились тысячи калмыков в поисках личного спасения на Западе.

Точное число беженцев, конечно, установить невозможно. Лёвенталь говорит о 4000 беженцах, это число подтверждают и калмыцкие эмигранты. По данным Лёвенталя, около 20 000 калмыков были осуждены после войны советскими властями как угнанные на работу в Германию. Арбаков, который отвечал за работу с калмыцкими беженцами с 08.01.1943 года, говорит, что в Дивном, Вознесенском и других сёлах находилось около 10 000 калмыков. Эта цифра представляется вполне реальной, поскольку и советские источники говорят о том, что только из Элисты и Сарпинского улуса немцы «угнали» 4000 человек.

В противовес советской пропаганде, речь здесь, естественно, не шла о насильственной эвакуации.

Таковая была просто невозможна в силу ограниченности времени.

Командование группы армий «А» сперва воспротивилось бегству населения, поскольку это неизбежно приводило к забитости и без того немногочисленных дорог, но тем не менее сотрудник Восточного министерства при группе армий «А» д-р Бройтигам, обратившись непосредственно к командующему генерал-фельдмаршалу фон Клейсту, добился разрешения для беженцев при условии, если они будут пользоваться побочными дорогами. Для общего руководства потоком беженцев был создан специальный штаб под командованием генерала Мирчински.

Поток беженцев в конце 1942-начале 1943 года на Северном Кавказе, в Калмыкии, на Дону был просто спонтанной реакцией населения перед лицом грядущих расправ советских властей.