Немцы и калмыки 1942-1945

Это недоверие сохранилось и тогда, когда остатки дивизии уже заняли оборону по линии Астрахань — Кизляр и были привлечены тем самым к защите стратегически важной дороги на Кавказ. Об этом, например, говорится в приказе начальника политотдела 110-й Кавдивизии батальонного комиссара Иванова от 14-го сентября 1942 года. В этом приказе от комиссаров частей было категорично потребовано, разобраться с солдатами, которые попадали в плен к врагу или в окружение. Исключение делалось лишь для тех, кто мог доказать, что он активно сражался с немцами или вышел из окружения «в организованном порядке» (!) либо уже прошёл проверку в лагерях НКВД.

Недоверие к солдатам, прорывавшимся из немецкого окружения, принимало часто более чем гротескный характер.

Акты особых отделов НКВД, попавших в руки немцам, свидетельствуют, что как правило эти солдаты рассматривались как шпионы и предатели, даже если они при прорыве совершали геройские поступки. Очень многие из них были практически сразу приговорены к расстрелу.

Сдача в плен считалась преступлением в соответствии с УК РСФСР (Статья 193, параграф 22 — «Сдача в плен»), а в духе приказа Сталина за номером 227 автоматически влекла за собой обвинение в дезертирстве и измене родине.

Как подтверждает советский генерал П.Григоренко, тем самым под лозунгом борьбы с «предателями, открывшими фронт врагу», немедленный расстрел ожидал даже героев, оказавших врагу сопротивление и ценой неимоверных усилий прорвавшихся к своим. Даже те, кто пережил этот кошмар, должны были жить с ярлыком «окруженец».

«Большинство из них оказалось в лагерях и штрафбатах.»

Такая же судьба ожидала и советских пленных, вернувшихся после войны из немецкого плена, независимо от того, сдались ли они сами в плен или как, например, майор Гаврилов, защитник крепости в Брест-Литовске, оказали немцам геройское сопротивление.

(Майор Гаврилов попавший в плен тяжелораненным, был уволен из армии и исключён из партии, тем самым оказавшись в ужасном положении. Только в 1956 году он был реабилитирован, а годом позже ему было присвоено звание Героя Советского Союза.)

В приказе политотдела 110-й Кавдивизии выражено и глубокое недоверие советского руководства непосредственно ко всему калмыцкому народу. Даже замнаркома обороны СССР Щаденко получал в сентябре и октябре донесения, в соответствии с которыми полковник Хомутников якобы перешёл на сторону немцев вместе с 2000 своих солдат, т. е. практически всей Калмыцкой дивизией. Эти слухи нашли в Москве очевидно хорошую почву, если об этом свидетельствует и попытки их опровержения со стороны обкома КАССР.

Так, в докладе на имя Щаденко и генерал-полковника Городовикова секретарь обкома Лаврентьев и председатель СНК Гараев пытались рассеять эти слухи, подчёркивая заслуги калмыцких частей: «Бойцы, командиры и политработники 110-й Кавдивизии показали в боях с врагом смелость, доблесть, геройство и преданность социалистической Родине», хотя факты часто говорили именно об обратном.

Тем не менее, они требовали пресечь такие слухи, а тех, кто их распространяет, привлечь к ответу.

По приказу генерала армии Тюленева, командующего Кавказским фронтом, 110-я кавдивизия была переформирована в начале октября 1942 года. Это не привело к усилению дивизии, даже вопрос пополнения представлял собой большую трудность. Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Герасименко как и командующий 44-й армией генерал-майор Петров отказались передать солдат-калмыков в распоряжение Калмыцкой кавдивизии.

В неоккупированной части Калмыкии добровольцев оказалось удивительно мало и советские власти вынуждены были призвать в армию молодёжь 1925 года рождения, т. е. едва-едва 17-летних.

110-я Кавдивизия насчитывала в октябре 1942 года лишь около 1000 человек, как показали 4 офицера 138-го Кавполка, перешедшие к немцам. К концу ноября 1942 года эти новые меры довели численность дивизии до 2300 человек. Но существовала острая нехватка оружия, лошадей, транспорта, какого-либо снабжения, а настроение калмыцких солдат было более чем отрицательным.

Не только в Калмыкии, но и других регионах СССР, особенно в Грузии, Армении и Азербайджане, эксперимент с созданием национальных частей, начатый по инициативе начальника политуправления Красной Армии Мехлиса, закончился провалом.

Все эти дивизии отличались ненадёжностью, отсутствием боевого духа, а в критических ситуациях очевидной склонностью сразу сдаваться врагу или просто переходить на сторону противника.

В 1943 году практически все эти части были расформированы, официально согласно тому, что «все народы Советского Союза осознали, что Советская Армия, воспитанная в духе братства трудящихся, представляет собой единый оплот многонационального отечества».