Нео-сюрреализм СтеклоGasm

Звуки стали затихать, записывающее устройство оказалось преисполнено дивными соцветиями искусства. Красные круги под пластинчатыми ребрами падали снегом на непривычные пейзажи посвежевшей Земли.

Среди вращательных мощностей наступает желанная тишина. Оно остановилось, оглядывая пустое окружение. Оно распелось, привлекая к себе звездные эллипсы с планетарными мирами. Оно хотело, чтобы Вершина Эвкалипта посмотрела на обновившуюся пластику себя и увидело наконец новое время бесконечных дней.

– Дар небесам я пришла вознести! Материи своей родной принести величайшее диво под названием: «Песня о Млечном Пути и Эвкалипте»!

Флюидальная проекция близкого окружения проявилась. Ее стало отчетливо видно, и теперь она вышла из темноты как выходят все приличные особы.

– Оно, твоя смелость нам всем в назидание придет, твоя творческая искра делом искренним привлечет очередь из самых-несамых. Тебе открыта область возвращения и туманы тебя больше не потревожат, давай же обнимемся в прозрачностях наших!

Прыг-скок помпезность, прыг-скок Сатурна зеленая вуаль кидается в солнечное пекло: он понял, что путь Оно практически у кромки острых зубьев и костер космический вскоре разделается с неуемными энергиями человечества, ура!

Белесое и мелкое, пылевое легко проникает в разум всеобщего хвастовства. Нараспев здесь митры поют и семиколодку деревянную ветром сдувают. Плечи Оно налились материей, на груди висит блестящая стекляшка – смешно она звенит и нравом приличным дергает красиво. Планетарное цветение окружностью вскрикивает совершенным же превосходством.

«Писать – не значит каждый раз умирать, так-то!»

Так-то! Дремота со снежностью близкими друзьями заделались и с большим весельем принялись коленки острых зубов расплющивать. Прелесть существует для мерцающих основ!

Драгоценность этой истории в том, что она непонятна изумрудности океанической, в противовес розовости небесного Времени! Так-то!

Свет Времени

Всеобщность – звонкая роса. Это есть желательный глагол, что бдит на страже красоты восхода солнца. И через крепкое повествование слеза не упадет за просто так на бледную кожу.

Туман окончательно рассеялся, явив наконец Землю со всем ее зелено-желто-голубым пиршеством. Писательские токи вместе с понятными вращениями слова сочиняют натуральное преступление против глупости и полуторогодовалой, седьмой печати бывшего божества, имя которому Аристократ.

Оно напевало видимое, гармония плыла вместе с нею. Час за часом с ней дружно шли некие сущи, и на пригорке, близ Горы и стола из сна, они показали свой лик. То высились бумажные стопы из тонкого волокна, с темнеющими на свету буквами: «Анаро Роза Грамина О-семь». На каждой плоскости были начертаны эти слова. Ты веришь мне, сознающий? Если да, то вперед!

Диалоги все так же восходили и ввысь, и вверх, дна не существовало в земном же присутствии. Ибо Земля сама по себе есть Время, неумолимое движение которого размазывает внешнюю реальность на миражи и сказку.

Глагол – деятельный. Глагол этот рассредоточен везде. Глагол намазывает губы Оно красной помадой, а завершает розовой: этакий штрих для звездного возмущения, с которым во внешние слои будет отправляться все больше и больше света. Так, мы сможем рассмотреть страстные ниточки более подробно.

Глаз мылится пеной дней, растягивает слова мудрости на многие тома, складывает эти плоские книжечки в заботливые рты, где умирает каждая гениальность при каждом испражнении каждой мысли. Третий по счету перцовый напиток, еловая мазь на носу, Вершина Горы оказалась под ребрами и стучит она самозабвенно, гулью возвышая красное величие напомаженных губ.

Перчатки надело Оно на тонкую шарообразную голову и стало ясно, что голоса из внешнего мира лишь стрекот атласных ленточек. Желтые птицы несмолкаемо галдят, деревяшки прыгают, ближние поселения – все больше походят на неумолимое подобие той мелодии, что наблюдало и слышало Оно в странствии своем по Млечному Пути. Старик, превратившийся в пыль, в желудке тихо грохочет.

Тонкие птички измерили звуковые волны, записали деятельное на кофейных листочках и в окончании короткой смены передали полученные данные Середине.

Долго смотрели глаза, устланные лиловыми вуалями. Громко изумруды Эвкалипта трещали в закоулках неизвестного. Сильно руки пластинчатые сжимали темные листья. Древними знаками казались птичьи письмена Оному-расчудесному.

Звуки окружения так же, как и вкус вертящегося мира вместе с реальностью миражной – все это превращалось в свежий аромат художества, который с любовью пособит в будущем претворению изящества Природы и отправит сие прямо в хрусталик глаза дорогого наблюдателя. Легко!

Дородные приключения превратности долгой песенки через животное начало помещается в простецкой коробке из сладкого миндаля.