Часто архитекторы с трудом справлялись с подобными темпами развития: так, Шэньчжэнь, по выражению одного критика, «скомпрометировал свой замысел» [18] . Урбанизация Китая начиная с 1978 года характеризовалась лихорадочными мечтами об экспансии, бросающей вызов тщательной архитектурной планировке: в 2001 году министр гражданской администрации КНР выступил с предположением, что к 2020 году будет возведено 400 новых городов-миллионников – ведь за предыдущие двадцать лет 400 таких городов уже было построено. Для описания роста Пекина, которому уже на протяжении тридцати лет жизненно необходимо строительство четырех кольцевых дорог, подходит эпитет «сбежавшее тесто»: город выходит за свои границы наподобие подошедшего теста, вылезающего из кастрюли. Здания быстро возводят, а сносят чуть медленнее. Одна китайская газета предостерегала, что большинство нынешних жилых домов будет снесено в течение двадцати лет. Кажется, что квартиры в Пекине становятся непригодными для жилья раз в десять быстрее положенного срока: ультрасовременный дом приходит в аварийное состояние менее чем за десять лет [19] . «Я сделал вывод, что в Китае эстетика никакой роли не играет, – подметил один городской критик. – Архитектура – набор стилей, призванный выделить здание из массы ему подобных, – больше не должна быть эстетичной. Скучные серо-розовые фасады китайских домов пресекают любые попытки оживить сооружения или придать им элегантный вид. В лучшем случае про архитектуру в Китае вспоминают в последнюю минуту. Кажется, на фасадах заметны лишь ее крупицы» [20] . На протяжении 1980-х годов наиболее зрелищным произведением архитектуры, на которое можно было рассчитывать, стали «парящие» крыши (доу-гун) – те самые красные китайские крыши с загнутыми краями, – налепленные на небоскребы.
К тому моменту, как я начала регулярно ездить в Китай, его правители, обрадованные двузначными показателями прироста ВВП, вновь преисполнились архитектурными амбициями. Первое путешествие в 1996 году привело меня в Шанхай. «Вам просто необходимо, – сказали хозяева гостиницы, – увидеть Пудун» – грязное болото вдоль восточного берега городской реки, которое тремя годами ранее правительство решило превратить в финансовый центр. Когда я добралась до него на пароме, готовом пойти ко дну в любой момент, я увидела один-единственный завершенный небоскреб, но по нему можно было с легкостью судить обо всех остальных зданиях Китая. Это была телебашня «Восточная жемчужина»: три распухшие серебристо-розовые жемчужины, соединенные бетонной лестницей, стоящие на изогнутом треножнике и увенчанные вздернутой к небу телевышкой. На каждом окне смотровой площадки на высоте 263 метров написан какой-нибудь примечательный факт о телебашне: это третья, а может, четвертая по высоте телебашня в мире, какое место в мире среди вращающихся ресторанов занимает ее вращающийся ресторан, на сколько метров она выше Эйфелевой башни. (А чтобы посетители прониклись последним фактом, в продаже имеются сувениры в виде моделей обоих сооружений, приклеенных к подставке бок о бок друг к другу. При таком сравнении Эйфелева башня действительно выглядит жалко.) Ну да, грубо, зато хватило наглости.
К концу десятилетия Пудун стал первым глобальным архитектурным мегапроектом КНР: лес небоскребов, связанный восьмиполосными дорогами и замысловатыми виадуками, стал любимой съемочной площадкой голливудских научно-фантастических блокбастеров. Кроме того, он послужил первым наглядным примером переустройства городской территории, для которого КНР привлекла архитектурных звезд (Ричарда Роджерса, Тойо Ито, Доминика Перро) и тем самым заложила новый этап в своих попытках переосмыслить себя в роли локомотива свободного экономического и культурного развития, после сурового наступления на демократию 1989 года (тогда большая часть западных инвесторов покинули Китай). Китайское правительство как бы говорило: посмотрите на нас теперь, постсоциалистические спонсоры современного капитализма. Пудун затмил старые колониальные здания набережной Вайтань, выходящие фасадами на реку Хуанпу. До 1980-х годов эти здания – линия фасадов в стиле неоклассики и ар-деко, возведенных преобладавшими в экономике Шанхая иностранными государствами в 1930-х годах, – оставались наиболее впечатляющими конструкциями Шанхая. Пудун (усыпанный зданиями, которые по очереди должны были носить титул самых высоких зданий в мире), казалось, был спроектирован специально для того, чтобы унизить набережную Вайтань – саму по себе являющуюся символом унижения Китая до 1949 года [21] .