Необычайные приключения Кукши из Домовичей. Сигурд победитель дракона. Повести древних лет

Внезапно снаружи послышался топот и громкие крики. Сигурд испуганно выпрямился на коленях у Эдды. Сна как не бывало. Отец вскочил и схватился за оружие. Рабыни разбежались, бросив рога с медом. Мед запенился по полу.

Вскоре распахнулись настежь тяжелые дубовые двери, и вошли воины отца. Они несли безжизненное тело, накрытое покрывалом.

Чей-то крик огласил гридницу. Неужели это кричала мать? Или Эдда? Крик взметнулся к кровельным балкам, взлетел к дымовому отверстию, в которое заглядывали холодные звезды.

Эйрик! Убит Эйрик! Его родной брат.

Мгновение в гриднице стояла тишина. Затем прогремел голос ярла:

— Оружие! Выводите коней! Это дело рук Иллуги! Теперь не жить Торду, его единственному сыну!

Вскоре люди ярла были уже готовы: они вооружились боевыми топорами, копьями, облачились в рубахи из прочной бычьей кожи. Эдда бросилась к двери. Она крепко прижимала к себе Сигурда, и он чувствовал, как бьется ее сердце. Во дворе горели смоляные факелы, освещая заиндевевшие стены и белые застывшие деревья. Ярл сидел на коне во главе дружины. Озаренный светом, он поднял руку и подал знак. Копыта застучали по мерзлой земле.

Еще до наступления утра ярл со своими людьми убили пятерых воинов Иллуги. Но сын Иллуги, Торд, остался жив.

Поднявшись над Злыми Горами, презрительно ухмылялась луна.

* * *

С того дня спальные покои всегда охранялись воинами. Напряженно и зорко вглядывались они в гладь фьорда, высматривая вражеский корабль. Следили за лесом, не блеснет ли среди деревьев лезвие боевого топора или острие копья. Вслушивались в шум ветра, гулявшего между домами, стараясь уловить в нем пение тетивы. Они вглядывались и вслушивались. Чуткие, как волки. Лежа под меховым одеялом лицом к оконному проему, Сигурд видел черные силуэты воинов на фоне ночного неба и слышал позвякивание оружия, когда они прохаживались перед дверью.

Они всегда были там. Днем и ночью.

Эдда заметила, что Сигурд не спит. Она взяла кусок сермяги[47]

и завесила оконный проем. Оставила гореть светильник и уселась следить за огнем.

Когда Сигурд был маленький, Эдда ложилась иногда к нему под одеяло и обнимала его. Она рассказывала ему удивительные сказания своей земли, нашептывала непонятные слова. Сигурд до сих пор помнил чувство покоя, охватывавшее его, когда Эдда лежала рядом, и сладковатый запах ее кожи и волос, от которого его клонило ко сну.

Теперь Сигурд не любил вспоминать, что когда-то он был так привязан к Эдде. Она его собственность. Он получил ее в дар, когда его, четвертого сына ярла Хакона, подняли на щите и нарекли Сигурдом. Среди домочадцев ярла Эдда была самым презренным существом. Ведь она была рабыня.

Сигурд помнил, как однажды спросил у Эдды, когда они лежали щека к щеке:

— Эдда, ты веришь, что за нашей усадьбой живет страшный дракон? У подножья Злых Гор?

Эдда ответила не сразу. Она прикоснулась рукой к маленькому железному крестику, который прятала под рубашкой; крестик был знаком той веры, которую Эдда привезла со своей родины.

Потом она повернулась к Сигурду и улыбнулась в полумраке.

— Да, я знаю: такой дракон есть. Но ты, Сигурд, непременно победишь его. Именно ты его победишь!

* * *

Всю ночь Сигурда одолевали сны, как всегда после рассказов про дракона. Под утро его разбудил громкий крик:

— Корабли во фьорде!

Еще не проснувшись окончательно, Сигурд с улыбкой потянулся под одеялом. Все-таки надежды оправдались. Отец вернулся из похода. По двору разносился запах жареной свинины и горячего хлеба. Заливались собаки, по крыльцу и по галерее сновали люди. За дверью Сигурд слышал радостный смех, со двора доносились веселые звуки флейты. Так бывало всегда, когда корабли возвращались домой. Для всех это был праздник. Самый веселый день в году!

— Почему ты раньше не разбудила меня? — закричал Сигурд на Эдду, когда она показалась в дверях. — Или ты не видишь, что солнце уже высоко?

— Я не слепая, — спокойно ответила Эдда, ставя на скамейку ушат с водой. — Но ты спал как убитый, тебя и бог грома не разбудил бы, появись он на небе. Вот тебе речная вода, промой глаза.

Эдда усмехнулась его нетерпению, когда он, сбросив с себя одеяло, голый и дрожащий, стоял посреди комнаты. Она протянула ему полотняное полотенце, чтобы он вытерся, и натянула на него белоснежную исподнюю льняную рубаху. Потом она помогла Сигурду надеть штаны и, опустившись на колени, длинными ремнями стянула его кожаные чулки. И все время она норовила впихнуть в него кусок свежего пшеничного, хлеба и заставить выпить немного козьего молока.

— Где башмаки, Эдда?

Эдда наклонилась и вытащила из-под постели башмаки, которые Сигурд, раздеваясь вечером, туда зашвырнул. Башмаки были сшиты из мягкой светлой козьей кожи и шнуровались вокруг щиколоток.

— Знак Одина, Эдда! И серебряную пряжку!

Эдда протянула ему сверкающее изображение Одина.

— Верхнюю рубаху сначала надень, а потом уже пряжку пристегивай. Не побежишь же ты в одном исподнем.