Необычные воспитанники

— И вот обучаю вас, — продолжал я свой рассказ Андрею Громикову. Коммуна ОГПУ из моих воровских рук сделала руки трудовые. Понимаешь теперь, Андрей, почему меня интересует твоя судьба? На своей шкуре испытал, что такое «блатная романтика», и врагу ее не пожелаю. Да и сказалась привычка разбираться, помогать в судьбах «споткнувшимся» людям… сколько лет был председателем конфликтной комиссии. Ты же, ко всему прочему, не чужой мне, ученик… и способный. Сам знаешь, сколько я воспитал отличных музыкантов. Несколько человек играют в Образцово-показательном оркестре Министерства с бороны, Сережа Соловьев в Госоркестре РСФСР, Лева Кочетков — у Утесова, а еще есть у Силантьева на радио! И ты можешь пойти этим путем… а там, как знать, возможно попадешь и в оперетту. Учись только как следует, не пропускай занятий… и в пивную кружку реже заглядывай, озоровать брось. Вот…

Некоторое время шли молча. Андрей как бы пережевывал все, что я ему рассказал.

— Ну, об этом никому, конечно… вы, Илья Григорьевич, не беспокойтесь.

— Твое дело, — засмеялся я опять. — Скрывать я ничего не собираюсь, Андрей. За меня голосуют последние десятилетия трудовой жизни, служения Родине. Только мещане, обыватели меня могут осудить. Вообще разве можно бить за то, что человек поскользнулся, упал… но встал опять на ноги, как ни трудно было? Конечно, лучше крепко держаться. Поэтому, когда вам старшие «поют надоевшие песни», не отмахивайтесь. Ну, мне сюда. Будь!

Мы расстались.

Что я могу еще добавить? Четыре года прошло с той поры, Андрей давно уж получил «диплом», играет в нашем оркестре на гобое. В музыкальное училище, правда, не пошел, женился, работает слесарем на заводе по шестому разряду: вместе с отцом ходят.

У Максима Горького есть книга «Мои университеты». Университетом моим и моих товарищей была Болшевская трудкоммуна ОГПУ № 1. Именно в ней мы обрели профессию, получили образование, как говорят, «стали людьми».