Необыкновенные приключения юных кубанцев

- На нее непохоже... Да и Андрей не способен на обман - знаю его сызмалу. А там кто их знает, - под давлением факта, который был, как говорится, налицо, усомнился и он, - может, и ушли. Переходный возраст, что с них возьмешь!..

И оба сошлись на том, что девочка к вечеру непременно объявится. Когда же и эта надежда не сбылась, не знали, что и подумать. Вернее, чего только не передумали! И лишь с большим опозданием стукнуло: а может, сегодня фашисты осуществили "набор детей для страховки от действий партизан" (так значилось в предписании)... "Именно за этим явился тот молодой офицер! Вот почему меня отпустили управляться по хозяйству... Ах, какая ж я дура, что не кинулась вовремя! "- казнилась Ольга Готлобовна. Остаток ночи провела она в слезах.

С тяжелым сердцем спешила утром на свою ненавистную, проклятую работу. Теплилась надежда: авось состав еще не ушел; может, не все еще потеряно!..

Комендант пристально посмотрел на вошедшую в кабинет секретарь-переводчицу, заметил ее припухшие, покрасневшие от слез глаза, поинтересовался:

- Вы сегодня неважно выглядите, фрау Ольга... Вам нездоровится?

- У меня громадное горе, господин Безе... Вчера днем исчезла куда-то моя четырнадцатилетняя дочь. Вышла из дому... проводить приятеля и не вернулась... - Слезы судорогой сводили горло, мешая говорить нормально, она еле сдерживалась, чтобы не разреветься.

- Что вы говорите!.. Это ужасно. Примите мои искренние сожаления по поводу случившегося...

- Скажите, господин Безе - только правду, прошу вас! - вчера... не была ли осуществлена акция по набору детей? - с трудом овладев собой, она буквально впилась в него взглядом.

Безе достал сигарету, неспешно прикурил от зажигалки.

- Да, это так, фрау Ольга... Но я не допускаю, что и ваша дочь могла клюнуть на этот мой мыльно-спичечный крючок. Дело в том...

- 0 господи! - не стала она дослушивать рассуждения коменданта. Эшелон уже ушел?

- Насколько мне известно, да.

- Ради всего святого, сделайте что-нибудь! - взмолилась она. - У вас ведь тоже есть дети, поставьте себя на мое место...

- Сожалею, что так вышло, весьма сожалею, - не дал он ей договорить. Постараюсь вам помочь, фрау Ольга... Не медля свяжусь по телефону, прикажу снять ваших ребят и доставить обратно. Думаю, они не успели отъехать слишком далеко.

- Пожалуйста, господин Безе! Буду век за вас бога молить!

Комендант достал записную книжку:

- Назовите их данные.

- Марта Цегеле. А имя мальчика - Андрей. Андрей Гончаров, - вспомнила она и фамилию.

- Займетесь текущими делами с господином Пфердом. - Положив записную в карман, Безе поднялся из-за стола. - Дам ему распоряжения и сразу же еду хлопотать по вашему делу. Можете на меня положиться. Но: если ваши ребята действительно окажутся в числе набранных нами.

За, в общем-то, непродолжительное время работы под началом этого гестаповца Ольга Готлобовна достаточно хорошо узнала натуру Безе: безжалостен, лицемерен. Ей страстно хотелось надеяться на благополучный исход (отпали всякие сомнения, что дети стали жертвой облавы), однако, услышав это его "но", поняла: палец об палец не ударит, чтобы помочь ее материнскому горю, отделается лживыми заверениями...

Ах, если б знать, если б предвидеть!.. Зачем, господи, согласилась на эту, такую опасную, такую рискованную работу!.. - уже в который раз корила себя, горько сетовала. Но ведь и не неволили, - оправдывалась сама перед собой. Предупреждали: случиться может всякое, даже самое худшее. После долгих и глубоких раздумий дала согласие. Сообразуясь с долгом перед Родиной и необходимостью борьбы с чумой века - фашизмом. Значит, нужно крепиться, взять себя в кулак. И все стерпеть ради миллионов людей - не только советских, но и обманутого, оболваненного народа самой Германии, с которым она как-никак одной крови.

А может - теплилась и такая, пусть - маленькая, надежда - даст бог, партизаны проявят оперативность, сумеют спасти детей от неминуемой гибели. Ведь сведения об эшелоне уже ушли по цепочке...

В кабинет, где все еще подавленная, разбитая горем, сидела Ольга Готлобовна, вошел помощник коменданта, офицер баскетбольного роста, тощий, словно жердь, с повязкой на левом глазу и вытянутым, как лошадиная морда, лицом.

- Мне поручено допросить с вами двух недочеловеков, - сообщил он, не взглянув на нее и даже не поздоровавшись; кроме арийского гонора, в голосе сквозила еще и явная досада. - Необходимо установить, не связаны ли они с каким-нибудь бандформированием.

Вести допрос с этим садистом уже доводилось, и она знала: издевательства над арестованными, их муки доставляют ему пьянящее наслаждение. Возможно, еще и оттого, что один из истязуемых им лично ухитрился лишить его левого глаза. Поэтому попросила:

- Только, ради бога, без жестокостей!..

- Пора бы уже и привыкнуть! - упрекнул Пферд.

- Боюсь, я никогда не смогу привыкнуть к людским страданиям. А сегодня у меня и самой горе, нервы на пределе - не выдержу...

- Да, я в курсе дела. Весьма вам сочувствую. Хорошо, обойдемся без крайних мер. Пройдемте в мой кабинет.