Необыкновенные приключения юных кубанцев

Прикорнувшие с вечера, ребята постарше устроились возле решетки подышать свежим ночным воздухом родных мест; завтра, возможно, они будут уже далеко... Разговаривая вполголоса, наблюдали за прохаживавшимся взад-вперед часовым.

- А что, ежли заговорить с этим асмадеем? Может, хуть что-нибудь удастся узнать, - предложил Андрей, когда тот присел на рельс и закурил, посветив спичкой у циферблата часов; похоже, скоро должен был смениться.

- Слышь, фриц, сколько там натикало? - обратился он к нему.

- Ихь бин хайсе Отто, - ответил тот, добавив что-то еще, чего Андрей не понял, за исключением последней фразы: - Унд руссише нихт ферштейн.

- Он сказал, что зовут его не Фриц, а Отто и что по-русски не понимает ни слова, - перевела Марта. - Можно, я задам ему несколько вопросов по-немецки? Судя по выговору, это интеллигентный человек.

- Ты так думаешь? Поговори.

- Онкель Отто, заген зи, битте, ви шпэт эс? - обратилась она к часовому ("Дядя Отто, скажите - который час?")

- Двенадцатый, - ответил он миролюбиво. - А почему вас это интересует?

- Так просто... Спросила, чтоб узнать, удостоите ли нас ответом. Можно еще спросить?

- Спроси. Ты где ж это так хорошо по-нашему говорить научилась?

- В школе. Я была отличница.

- Похвально. До войны я работал учителем, и у меня тоже были ученики-отличники. Вот только русский у нас не изучали. Так о чем же вы хотите еще спросить?

- Заранее вам благодарны... Вы, видать, добрый человек и на фашиста не похожи. - Немец ничего не сказал на это, и она продолжила: - А вопросов много. Скажите, у вас дети есть?

- Есть и дети, уже взрослые, и внучок. Я понимаю, почему ты об этом спросила... Но, хоть я и не фашист, а помочь вашему горю не смогу.

Марта переводила жадно вслушивавшимся в их разговор ребятам свои вопросы и ответы на них "доброго нефашиста". Андрей вполголоса направлял ход их беседы.

- У нас давно кончилась в баке вода, и мы умираем от жажды, - снова заговорила она. - Не могли бы вы...

- Бедняжки! Вы, наверное, и голодны, - с полуслова понял ее Отто. - Ах, я старый пень! Нет, чтобы самому поинтересоваться. Сейчас что-нибудь придумаю.

Не успела Марта перевести ребятам, как он подхватился, чтобы идти к своему вагону. Испугавшись, что вернется со сменщиком и она не спросит о главном, окликнула:

- Если можно, воды потом... Скажите, нас везут аж в Германию?

- Думаю, намного ближе, - вернулся он к самой решетке.

- А куда - не скажете?

- Сказал бы, но и нам не объяснили.

- Как вы думаете, когда прибудем на место, нас отпустят?

- Затрудняюсь сказать... Возможно, так и будет.

- Спасибо, дядя Отто, это главное, что нам хотелось узнать! Не говорите никому, что я с вами по-немецки, ладно?

- Обещаю.

Вскоре он вернулся, как и предполагала Марта, со сменщиком. Они принесли ведро воды и три булки хлеба. Но, как поняла из их препирательства, тот не разделял доброты напарника.

С рассветом состав двинулся дальше. Ехали, правда, на небольшой скорости - возможно, из-за дрезины, державшейся на приличном расстоянии от платформы.

Равнинная местность вскоре перешла в холмистую, и железная дорога все чаще рассекала косогоры, поросшие густым кустарником, уже раскрашенным в яркие цвета осени. Начало попадаться редколесье, впереди темнели лесистые горы.

Для детворы, выросшей в станице и дальше нее не бывавшей, успевшей повидать лишь хлебные поля, степи да лиманы, все было внове и интересно настолько, что на какое-то время забылись тревоги и беспокойство о дальнейшей судьбе. Так, по крайней мере, можно сказать об Андрее и Марте, делившихся дорожными впечатлениями. Они сидели у самой решетки, свесив ноги наружу, поскольку в дверном проеме места маловато, а смотреть хотелось всем.

- Как красива кубанская земля! - сказала Марта скорей печально, чем восторженно. - Жаль, что повидать все это довелось таким вот образом...

- Не говори, - в тон ей обозвался Андрей, задумчиво наблюдавший, как проплывают, оставаясь позади, лужайки, овражки, кустарники, купы деревьев они стали попадаться все чаще. - А скоро въедем в лес, там еще красивше. Говорят, там навалом каштанов, фундуковых зарослей.

- Фундуки - это орешки, какие ты у Гапона нарвал? Вкусные! У меня аж слюнки потекли... Ты точно уверен, что в горах много партизан.

- Ежли по правде, то не совсем. Выдаю, как ты однажды сказала, желаемое за действительное.

- Я вижу, мои подсказки не остаются без внимания: твой выговор становится грамотней и чище. Но еще много всяких "ежли", "хуть", вместо "если", хотя" или вместо "опять" - "обратно". Неужели не замечаешь?

- Привычка - дело труднопреодолимое. Но я стараюсь. А почему ты спросила про партизан?

- Помнишь, мама сказала, что они, возможно, знают про эшелон. Может, им как-то сообщили уже и про нас?

- Про нас - навряд, чтоб успели... Разве что по рации.

Между тем достигли предгорий, и железная дорога уже не рассекала препятствия, а обходила их стороной, часто изгибалась то в одну сторону, то в другую. Одинокие купы деревьев и небольшие заросли сменил густой и высокий, казавшийся непроходимым, лес.