Необыкновенные приключения юных кубанцев

- Что, не нравится? - сквозь зубы процедил Андрей. - Собирался нас "стреляйт, как сапак", а вышло по-другому? Товарищ командир, так вы разрешаете Лене прикончить этого гада? Не только за то, что раскровянил ей нос, он...

- Он держал нас впроголодь и мучил жаждой, - перебила его Марта, не дав пояснить истинную причину мести.

- Да уж ладно... хотя мне и не следовало этого делать. Петрович, покажи, как обращаться с пистолетом.

- Я умею, - едва ли не выхватил Андрей пистолет; взвел, протянул Лене: - Держи двумя, вот так, а когда прицелишься, нажми на этот курок.

Та дрожащими руками обхватила рукоятку, направила дуло на недавнего мучителя, зажмурилась, но стрелять не решилась.

- Не могу, сделай это за меня ты...

- Что у вас тут происходит? - строго спросил подошедший со стороны дрезины безбородый, одетый по-военному партизан.

- Да вот, комиссар... Уступил просьбе ребят: уж очень им необходимо собственными руками. Видать, крепко насолил офицеришка.

- Не надо бы этого делать, командир! Это же дети...

- Нет, надо! Видели б вы, как они с нами обращались!. . - Андрей выхватил у Лены пистолет и, боясь, что комиссар запретит, направил его в живот еще более съежившегося фашиста: - Это тебе за Лену! За Нэлю! 3а Свету! - Третью пулю всадил промеж глаз, после чего тот перестал дергаться .

- У них, похоже, веские причины для мести, - приняв пистолет, заметил командир явно не одобрявшему происшедшее комиссару. - Что там у вас? кивнул в направлении дрезины, откуда донеслось несколько одиночных выстрелов.

- Приказал пристрелить раненых... А один оказался невредимым; уверяет, что немецкий коммунист.

- Говорит по-русски?

- Лепечет по-своему: Тельман, мол, гут, а Гитлер капут.

- Это, случайно, не Отто? - схватила Марта за руку Андрея. - Дядя комиссар, пожалуйста, не убивайте его! Мы его знаем, он не фашист. Он хороший, правда, Андрей?

- Если тот, то конешно. Товарищ командир, можно глянуть?

- Туда - нельзя! - завернул его комиссар. - Чем же он вам понравился?

- Этой вочью, когда мы стояли на каком-то полустанке, он дал нам напиться воды и еще - три булки хлеба. И по разговору мы поняли, что он не как другие.

- Он говорил с вами по-русски?

- Нет... Но вот она хорошо говорит и понимает по-ихнему. У них в школе изучали немецкий.

Комиссар пообещал, что немца убивать не будут, и Петровичу приказано было собрать всех бывших заложников и увести в глубь леса.

Здесь, у небольшого ручья со вкусной водой, они впервые за несколько суток вволю напились, умылись, привели себя в порядок. Подошедшие вскоре несколько партизан принесли поужинать - хлеб, консервы, галеты. Подкрепившихся и повеселевших, их построили в колонну по одному и едва различимой тропой, а часто и без таковой, повели вниз по ручью. Переход был трудный, особенно для босоногих, но недолгий: через какие-нибудь час-полтора, когда ручей кончился, влившись в более широкую и шумную горную речку, добрались до небольшой деревянной избушки. Здесь и устроились на ночлег, постелив сена из кем-то заготовленной копны. В избушке, по всей видимости - охотничьей, нашелся керосиновый фонарь, буржуйка, а поблизости поленница сухих дров. События минувшего дня, ночной переход выбили из сил, порядком измотали детей, а мягкая постель - не то что на вагонном полу! - и распространившееся вскоре тепло от буржуйки были так приятны, что улегшаяся покотом братва мигом погрузилась в глубокий сон.

Разбуженный скрипом двери - под утро, когда в окошко уже пробивался слабый свет - Андрей различил в вошедшем комиссара. Тот подсел к дежурившему здесь Петровичу (остальные трое, доставившие сюда продукты, коротали ночь во дворе) и спросил: - Ну, как они?

- Умаялись, бедняжки, спят мертвецким сном. Выйдем, пусть отсыпаются.

Поправляя куртку, которой с вечера прикрыл Марту, Андрей нечаянно разбудил и ее.

- Ты уже не спишь? - потягиваясь, повернулась она к нему. - И я так славно выспалась! Как дома.

- Меня разбудил комиссар. Верней, скрип двери, когда он вошел. Он, видать, эту ночь глаз не сомкнул: такой усталый...

- А зачем пришел, не знаешь?

- Как бы не за тобой: знающих по-немецки мало, а пленных обычно допрашивают. Ты бы согласилась быть у партизан переводчицей?

- Домой хочу... Мама с дедушкой с горя места себе не находят. И за твою маму боюсь: как там она, при больном-то сердце?

- У меня тоже душа болит... . Но я бы охотно остался у партизан. Как ты думаешь, возьмут?

- Об этом я не думала. - В тоне, каким это было сказано, угадывался отрицательный ответ, и она, помолчав, добавила: - Помнишь, что сказал Александр Сергеевич: мы должны остаться в живых, чтоб продолжать начатое ими! И это касается тебя больше, чем меня.

Когда через полчаса комиссар с Петровичем вернулись в избушку, они нашли своих подопечных беседующими в полный голос. Правда, шум тут же утих.

- Как спалось? - поздоровавшись, спросил комиссар; услышав одобрительный гул, заметил: - Конечно, тесновато у вас тут, но зато тепло. Заболевших нет? Ну, и прекрасно! Сейчас Петрович сводит вас на речку и займемся приготовлением горячего завтрака.