Моя седая голова С годами стала бестолкова — Ведь я покинула сей свет С рожденья в полтораста лет.
Проникнись, старче, состраданьем, Не будь жесток, как я. Прости!
Пожалуйста, на покаянье Мой прах и душу отпусти.
Будь милосердным человеком, Не дай мне до скончанья века В геенне огненной гореть!..
— Помилуй, ты ведь эту сеть Сама себе насторожила…
Сперва иди кваску испей, А там посмотрим. Ну, смелей, Ты угощенья заслужила!..
Цыганка сделала движенье, И лишь сравнялась с топором, Как тут же рухнула в пролом.
И провалилась в преисподню, Туда, где правит Вельзевул.
Молва идет — там посегодня Земля дрожит и слышен гул…
Гробовщики с тех пор не пили.
Вернули жён, детей. Сменили Профессию. И через год Построили квасной завод.
По слухам, их квасок целебный Охотно брало всё село.
Там вывелось хмельное зло, Поскольку, якобы, волшебный Напиток оказался сей.
А что? Всё может быть. Ей-ей!
— Ну как, понравилась сказка? — Спросил Андрей, закончив. Э, да ты, никак заснула? — не услышав ответа, толкнул её локтем.
— Что ты, конечно нет! Не могу справиться с впечатлениями… А сказка замечательная, красиво написана. Наш Федя — замечательний поэт.
— Ну, он немного другого мнения, — возразил рассказчик. — Говорит, что написано коряво и с какими-то погрешностями.
— Может быть. Но ему простительно: он ведь начинающий поэт. А поскольку видит погрешности, значит, способен к совершенствованию, я так считаю.
— А ты не считаешь, что пора уже спать? Ну-ка дуй к себе, — напомнил он — Дай щёчку, так уйду!
Лёгкий стук в дверь, а затем и ее слабый скрип разбудили Марту, когда сумрак не позволял еще разглядеть стрелки на циферблате. Увидев на пороге мать, пришедшую их будить, она приложила палец к губам, поманила к себе и спросила шёпотом:
— Мама, я попросила его задержаться до обеда — сходим с ним к ерику за ветками. Чтоб не беспокоить дедушку. Можно?
— Ну, если он согласился, то можно. Но будьте настороже. Впрочем, в случае опасности я дам знать.
— А ты меня не отпустишь с ним, хоть на денёк: я так соскучилась по моим новым друзьям!..
— На этой неделе мне обещали машину — перевезти сенцо. Тогда и…
Она не договорила: беспокойно заёрзал, простонав во сне, Андрей. Чтоб не разбудить и его, она чмокнула дочь и также тихо вышла.
Они ещё спали, когда, подоив козу и запустив к ней малыша, оравшего на весь базок, Ольга Готлобовна ушла из дому.
Проснувшись, Андрей глянул на ходики: было начало девятого. Марта сладко посапывала. Поднялся, осторожно надавил на дверь — скрип её не разбудил. Не проснулась она и тогда, когда он через некоторое время вернулся. И только стук костяшками пальцев о быльце кровати заставил её лупнуть глазами.
— Ты чего рано? — натянула она сползшее было одеяло до подбородка.
— Ничё не рано: девятый час. — Присел возле неё на корточки. — Я привык вставать вместе с солнцем.
— Вижу, успел уже и умыться. Не замёрз под утро?
— Наоборот: мне такой сон приплёлся, что проснулся весь в поту.
— Сон? Страшный? — удивилась она. — Расскажи.
— Приснилось, будто фрицы устроили облаву на наших ребят… Рудика — он почему-то тоже оказался на хуторе, Мишку, Бориса и Федю вроде связали по рукам и ногам и пошвыряли в мажару. Это такая тележка, мы сделали её после твоего отъезда. Потом набросились на Ванька. Человек пять. Он что ни посбивает их с ног, а они обратно поднимаются и к нему. Потом всё-таки связали и его и заставляют тащить возок на станцию. А тебя, Веру и ещё Нюську, почемуто раздетых чуть ли не догола, полицай, мой сосед, хлещет трёх-хвостой плёткой и приговаривает:
— Танцюй! Танцюй!
— Фу, какой ужас тебе приснился!.. — Марта даже зажмурилась и повертела головой. — Так вот почему ты перед утром ворочался и стонал…
— Поэтому план меняется: я решил немедля вернуться домой.
— Почему-у? — спросила она разочарованно.
— Мне думается, сон приснился не зря. Фрицы верняк решат нахапать детворы где-нибудь подальше. А вдруг на нашем хуторе! Нужно срочно предупредить, чтоб были начеку.
— Что ж, может, ты и прав… Отвернись, я оденусь. — Андрей взял стул, отошёл и сел к ней спиной. — Я сейчас быстренько соберу позавтракать, потом немного тебя провожу. А ты будь осторожен: в центре они, может, и не решатся, но могут сделать засады на окраине станицы.
Говоря это, она натянула лифчик, сняла с вешалки кофточку, но передумала и напялила платье с синими шёлковыми полосками по рукавам и подолу, уже довольно тесноватое вверху.
Торопливо позавтракав хлебом с козьим молоком, зашли к деду. После вчерашнего массажа, сделанного опытной рукой дочери, радикулит отпустил настолько, что он собрался сходить за кормом для козы.
— Дедушка, ты подожди и меня, я недолго: провожу немножко нашего гостя, и мы сходим вместе, — на прощанье попросила внучка.
Центральная улица станицы не многим отличалась от хуторской: без твёрдого покрытия, без кюветов, такая же пыльная. Те же саманные, в большинстве своём под камыш, хаты. Разве что заборы не плетённые, а дощатые либо штакетные — серые, давно, а то и вообще не крашенные, покосившиеся.